Ион

Потом г-жа Ланг сказала ему сквозь слезы, что она несчастнейшее существо на свете и в довершение всех бед еще и бесприютной осталась. Субинспектор Хорват нагрянул накануне в школу как снег на голову, а Ланга не застал, — он отсыпался дома, потому что вернулся утром с попойки из Армадии. Хорват послал за Лангом и прождал чуть не час, пока она добудилась его, уговорила одеться и пойти в школу. Но субинспектор, как увидел его, сразу почуял, что он пьяный, даже не пустил в класс, прогнал и объявил, что отстраняет его, и пускай, мол, еще спасибо скажет, если он не предложит в министерстве навсегда лишить его права учительствовать.

— И как теперь нам быть! — истошно запричитала Роза, ломая руки. — Куда мы денемся? Бедный Ланг!.. Бедный Ланг! Вы знаете, какая это благородная душа и какой добряк!.. Он ничего не сказал, никому не жаловался, но я-то вижу, как он страдает… О, господи, господи! Скажите, разве это справедливо?

Она говорила ему «вы», и Титу чувствовал, что так и полагается, и даже обрадовался такому повороту дел. В ободрение ей он бормотал какие-то тривиальности, а сам потом думал: «Умерла женщина!.. Угасла любовь в моей душе… Или, может, даже и не было любви? Будь это настоящая любовь и умри она, я бы испытывал боль… Нет, нет, то была не любовь… Один угар… Я ее не любил, и она меня не любила, и при всем том мы обнимались, клялись в верности, лгали друг другу… Нелепо! Нелепо!»

Он готов был бросить ей это слово вместо утешения. Только приход Ланга помог ему выйти из положения, не столько прискорбного, сколько тягостного. Ланг был пьян и улыбался, подобно философу, открывшему тайну блаженства.

— Слыхал, что мне учинил этот осел?.. Ха-ха-ха, и он воображает, что раздавил меня!.. Он — меня!.. Вот идиот!.. Да нет, мошенник, каналья, дрянь… и все! Слишком много чести ругать его!.. Розика, у нас еще есть капелька ракии? Ну-ка, дай нам стаканчик!.. Виват, Титу! Да здравствуют жертвы, долой палачей!

Когда Титу рассказал домашним, что стряслось с Лангом, г-жа Херделя презрительно заметила:

— Он-то ладно, пропащий человек… Но она сквернавка, каких мало… Даже уж с помощником письмоводителя спуталась… Одно омерзение прямо!..

Титу побагровел, точно его отхлестали по щекам. «Значит, пока я носил ее в сердце и в мечтах, она…»

7

В тот день, когда адвокат Лендвей явился описывать имущество, девицы и г-жа Херделя, не желая быть очевидицами подобного унижения, скрылись в Армадию к г-же Филипою; заодно они должны были обсудить с ней кое-какие мелочи, связанные с Лауриной свадьбой, взять из типографии приглашения, напечатанные на муаровой бумаге, чтобы успеть разослать их. Адвокат между тем обстряпал все дело в несколько минут, и Титу вечером вволю посмеялся, когда женщины вернулись из Армадии, усталые до изнеможения.

Свадебная лихорадка завладела теперь всем домом… Венчальное платье было готово. Шила его сама Лаура, и вышло оно просто чудо. Когда она примерила его в последний раз, прежде чем спрятать в шкаф до наступления торжественной минуты, вся семья восторженно захлопала в ладоши, так прекрасна была в нем Лаура… В гостиной был полнейший ералаш, вся мебель и все углы были завалены пахуче новым бельем, платьями и пальто.

За три дня до свадьбы приехал Джеордже Пинтя, он остановился в гостинице в Армадии, но с самого утра и до вечера был в Припасе и не отходил от Лауры. Оба были очень взволнованы, с удовольствием и не без страха говорили о церемонии, которая даст им право ни перед кем не скрывать своей любви.

Лаура чуточку похудела, но это ей только шло, ее увлажненные глаза светились нетерпением. Теперь, как ей казалось, все сомнения оставили ее, она испытывала радость при виде Пинти. Сердце ее трепетало, как от нежной ласки. «Я люблю его! — умиленно думала она. — Бедненький! И как это я раньше не терпела его! Вот дурочка была!»

Гиги, заметив, что сестре это приятно, только и говорила, как она завидует ей.

— Ты правду говоришь, Гигица?.. Ты думаешь, я буду счастлива?

— О, как бы я хотела быть на твоем месте! — врала Гиги, не понимавшая, как такая красивая, незаурядная девушка решается выйти замуж за этого коротышку, который даже танцевать прилично не умеет.

Пинтя был очень галантен, постоянно приносил конфеты, а Лаура делила их с ним, предварительно откусив от каждой своими зубками; влюбленный жених клялся, что никогда не едал такой благодати.

Накануне свадьбы Пинтя явился с подарками и потряс всех: это было кольцо с бриллиантом, усыпанным мелкими рубинами, похожими на огненные жальца, золотые серьги с жемчужными каплями и платиновый кулон с золотым крестиком, а на его концах — изумрудные звездочки.

— Расцелуй его! — вскричал учитель при виде всех этих сверкающих драгоценностей, и так как Лаура, оторопев от радости, приросла к месту, он взял ее за руку и подтолкнул в объятья жениха, с жаром понукая ее: — Расцелуй его, Лаура, слышишь?.. Расцелуй!..