Иона

Яник отчаянно вцепляется в простыню, натягивает ее на голову, покрепче зарывается лбом в подушку. Сон, миленький, погоди, куда же ты… ну побудь еще немножко, ну хоть полчасика… Нет! Сломали. Он еще лежит некоторое время с закрытыми глазами, отлавливая последние обрывки чуда, и наконец сдается. Пора вставать. Яник смотрит на часы. Ого! На часах полдень. На часах — полдень, и в душе — полдень, и солнце — в зените. Славно-то как! Он встает с отчетливым ощущением счастья, как будто подаренный ему чудный сон не исчез бесследно, но играет в яниковом теле, пульсирует свежей, искрящейся, радостно закипающей кровью. Дайте мне рычаг, друзья! Дайте мне рычаг — и я переверну мир! Яник, рыча, оглядывается… рычага не видать… да и Бог с ним; вынесем-ка лучше мусорное ведро. Да и прибрать тут неплохо бы — совсем грязью зарос, стыдоба.

Снова звонит телефон, с упрямым истерическим оттенком.

— Алло!

Это Саша.

— Яник! Ты почему трубку не берешь?! Слушай, это срочно…

— Сашуня, — проникновенно говорит Яник. — Дорогой Сашенька. Продай мне ящик вашей Росы. Нет, продай мне два ящика. Пожалуйста. А не продашь, я вас ограблю и возьму силой. Ты себе не представляешь, как я себя чувствую… как новенький. И сон был такой чу…

— Погоди! — перебивает Саша. — Потом расскажешь. Тут такое… такое…

Он говорит, торопясь и захлебываясь. Помнит ли Яник — он, Саша, недавно рассказывал, что на его телеканальчике набирают команду для новостей? Так вот, эта история получила неожиданное продолжение. Теперь босс и хозяин канала надумал послать съемочную группу не куда-нибудь, а прямо в Ирак — просто чтобы не отставать от других, представляешь? А кого тут пошлешь? — с израильским паспортом не годится, ясно. Значит, нужны люди с двойным гражданством, чтобы группа, значит, канала под приличные каналы — под канадский там, или российский, или еще какой… понимаешь? В общем, подходящих людей мало, вернее сказать, почти совсем и нету. Тут-то Саша про Яника и вспомнил — мол, есть у него такой, техник божьей милостью, отставной козы автоматчик без определенных занятий, ни семьей, ни войной, ни работой не обремененный, зато с российским паспортом в кармане.

— Они как услышали, прямо обалдели, — кричит Саша. — Где ж ты, говорят, раньше был? Такой ценный кадр зря пропадает! Короче, Яник, собирайся и немедленно приезжай. Они, конечно, с тобой сначала поговорят, но, в общем, все уже решено. Лучше тебя им ни в жисть не найти! И потом… сам понимаешь…

Сашин голос вдруг падает до свистящего шепота:

— Это повестка, Яник. Повестка. Та самая, о которой говорил рав. Распишитесь в получении, господин Иона. Ты едешь в Ассирию, Яник. В Ассирию!..

Яник откладывает телефон и смотрит в окно, на вверенный ему холм напротив. С большим масличным деревом на самой вершине он похож на ассирийский шлем с султаном.

Харран

1.

— Яник, посмотри, какая красотища! Да проснись же ты, дурак-человек… все равно уже подлетаем… смотри, смотри… расчерчено-то как!.. ну прямо Питер!

Яник открывает глаза, придавленный сырой глыбой мишаниного тела. Самолет подлетает к Анкаре, и Мишаня, перегнувшись через Яника, ловит в качающемся иллюминаторе прямую сетку бульваров и улиц турецкой столицы.

Корреспондентская группа международного канала «САС-Ти-Ви» состоит из трех человек: журналиста, оператора и техника. Журналист должен встречать их в Анкаре, а с оператором Мишаней Черновым Яник познакомился в Тель-Авиве, за неделю до отлета. Мишаня лыс, толст, одышлив и жутко потеет, причем при любых обстоятельствах, независимо от температуры и рода деятельности. Об этом он предупредил Яника сразу, протягивая пухлую ладонь-ватрушку для первого признакомского рукопожатия.

— В компании можешь надо мной смеяться, я привык, — сказал ему тогда Мишаня вполне жизнерадостно. — Мне это не мешает; я ж понимаю — неудобно, когда приходишь куда-нибудь с таким потярой.

В течение всей последней недели они вдвоем сбились с ног, ища, выклянчивая, собирая, пакуя и сдавая в багаж необходимое оборудование. Денег у канальчика — в обрез; каждый проводок приходилось выпрашивать. Самим тоже надо как-то экипироваться — говорят, холод там собачий, в Северном Ираке. А у Яника и нету ничего теплого, разве что дубон старый, армейский… но дубон не годится — именно потому что армейский; короче — проблема. Набрали там и сям свитеров; Мишаня шубу раздобыл на рыбьем меху… ничего, пробьемся. В общем, кое-как собрались, и слава Богу.

А Мишаня так вообще счастлив. Для него эта поездка, как он говорит, — последний шанс в люди выбиться, заветный билетик в светлое будущее. Нет, так-то он на судьбу не жалуется, Мишаня, не такой он человек, чтобы на судьбу жаловаться… но все же как ни посмотри, а не сложилась у него жизнь… или нет… сложиться-то сложилась, но не больно удачно. Да…

— А что это значит — «не больно удачно», а, Мишаня? Поясни непонятливым.

— Отчего ж не пояснить, — улыбается Мишаня. — Пожалуйста…