Иона

Муавия был хорошим халифом и умным политиком. Он вполне довольствовался тем, что братья сквозь зубы, с очевидным отвращением, произнесли формальные уверения в лояльности. Присяга присягой, но ему было важнее избежать открытой схватки с многочисленной партией шиитов. Насильственная смерть Али потрясла мусульман, тем более что убит он был во время молитвы, в мечети Эль-Куфы… кстати, не так далеко отсюда… Что же до родных внуков пророка, то любому было ясно, что если и найдется такой святотатец, который осмелится поднять руку на братьев, то его ждет единодушное проклятие всех правоверных, вне зависимости от того, сунниты они или шииты.

Так что Маувия особо не давил на Хасана с Хусейном. Столицей халифата стал Дамаск. Оттуда халиф направлял походы победоносных армий ислама и особо не тревожился о том, что происходило в далекой Аравии, в захолустной Медине, где затаились братья. Или делал вид, что не тревожился. Когда старший, имам Хасан, умер от неожиданной болезни, халиф горевал вместе со всеми, причем настолько искренне, что упорные слухи об отравлении так и остались слухами, не вылившись в сколько-нибудь серьезное возмущение. Тем не менее, шииты объявили своего второго имама мучеником, вслед за первым — Али. Хусейн, ставший имамом после смерти брата, сидел тихо, и Муавия оставил его в покое.

В конце концов, у него были намного более важные дела. Управление халифатом, святой джихад во имя ислама, дворцовые интриги и, конечно, сын. Да, да, Иона, ты не ослышался: у Муавии был сын по имени Йезид, любимый мальчик, которому старый халиф намеревался без лишних проблем, из рук в руки, передать огромный халифат, когда придет и ему, Муавии, время предстать пред грозные очи Аллаха. Как же так?! — спросишь ты. А как же обет безбрачия?..

Старый портье разводит руками и усмехается своею кривой нехорошей усмешкой. За маленькими немытыми окнами беспокойно ворочается пасмурный день, как тифозный больной в ворохе серых загаженных простыней. Тускло мерцает голая лампочка над стойкой. Ожившие павлины по-хозяйски гуляют по стенам вперемежку с тенями.

— Обет обетом, а со смертью не поспоришь. Короче говоря, произошел с Муавией несчастный случай в виде укуса желтого скорпиона. Йезиды, конечно, утверждают, что скорпион был послан Таус-Мелеком, то есть Сатаной. Мы этого проверить, понятно, не можем… хотя точность укуса и в самом деле поражает. Скорпион ужалил спящего Муавию прямо в детородный орган, напряженно пульсировавший в ночи, неподвластный дремлющей воле несчастного аскета. Призванные на помощь врачи, посовещавшись, вынесли единогласный вердикт: лишь живые соки женского лона смогут спасти Муавию. Выбор был, в общем, прост: возлечь либо с женщиной, либо с могильными червями. Больной выбрал первое.

Впрочем, не торопись осуждать клятвопреступника. Муавия распорядился привести ему восьмидесятилетнюю старуху. Оцени его верность, Иона. Совершенно очевидно, что халиф рисковал жизнью, ибо лечебные свойства столь древнего влагалища представлялись в высшей степени сомнительными — в конце концов, у каждого лекарства есть срок годности; с другой стороны, тем самым Муавия исключал появление потомства, а значит, держал данное пророку слово. Сказано — сделано, больному нашли старуху, и он провел с ней всю ночь, лечась с необыкновенной интенсивностью, объяснимой, если принять во внимание многие годы абсолютного воздержания. Но если это было понятно всем, то другое… Как эта старуха обернулась к утру счастливой двадцатипятилетней женщиной, не знает никто. То ли, войдя во вкус лечения, Муавия приказал изменить дозировку лекарства, то ли помощники постарались по собственной инициативе, то ли и в самом деле не обошлось тут без Таус-Мелека… но через девять месяцев у Муавии был сын, Йезид.

Так Йезид бен Муавиа стал вторым халифом из династии Омейядов. Отец оставил ему крепкую власть и огромное государство. На смертном одре, вцепившись слабеющей рукою в руку единственного сына и наследника, старый халиф дал ему последний наказ: ни при каких условиях не вступать в открытый конфликт с имамом Хусейном. «Требуй присяги на верность от всех, кроме него, — торопливо шептал Муавия склонившемуся над ним Йезиду. — Пусть себе сидит в своей Медине. Он не опасен, пока его не трогаешь. Как скорпион.» В чем, в чем, а в скорпионах старик разбирался…

Надо ли говорить, как трудно было молодому правителю, опьяненному великой мощью свалившейся на него власти, последовать совету отца? Весь мир дрожал перед ним и, послушно склоняясь, слал нижайшие заверения в покорности. Весь мир… — все, кроме засевшего в Медине упрямца. Да кто он такой, этот Хусейн? И Йезид обязал губернатора Медины привести Хусейна к присяге. Одно из двух должен был получить дамасский халиф: либо «байю» — подписанную Хусейном грамоту о лояльности, либо голову мятежного имама.