Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану

В начале «Путешествия в Тану» Барбаро замечает, что он вовсе не собирался оставлять потомству записи о том, что видел и слышал (le cose vedute et udite) в отдаленных краях, где ему довелось побывать. Автора останавливала мысль, что будущие читатели — по большей части люди, которые «вовек не выходили за пределы Венеции», — сочтут выдумкой, преувеличением и даже ложью многое из того, что он должен был бы написать. Таковы действительно были отклики читателей на повествование Марко Поло. Не вспомнил ли и Барбаро об отношении венецианцев к книге его знаменитого соотечественника? Однако нельзя не признать, что, вероятно, не только представление о судьбе труда, [16] посвященного диковинным вещам и явлениям в далеких странах, но и реальная жизнь и поистине кипучая деятельность купца и политика не позволили Барбаро взяться за перо гораздо раньше, чем он это сделал. Но он все же обратился к этому занятию и даже объяснил причину, побудившую его писать. Он заглянул в труды своих предшественников, как древних — таких, как Плиний, Помпоний Мела, Страбон и др., — так и более поздних, как Марко Поло, и даже современных, как Пьеро Кверини и Амброджо Контарини, венецианских послов, подобных ему самому. Он убедился, что они писали о самых невероятных вещах — и все же писали. Тогда же побудили его и просьбы (preghiere) лица, «имеющего власть ему приказывать»: он написал свое сочинение и убедился, что кроме славы божией, о которой обычно не забывал средневековый человек, оно послужит на пользу другим путешественникам, особенно тем, которые поедут в те самые, описанные им, места и будут там заниматься делами, нужными его отечеству.

Барбаро не называет имени человека, который уговорил его писать. Предположительно этим человеком мог быть кто-либо из братьев Барбариго, ставших дожами один за другим в 1485—1486 и в 1486—1501 гг.

Старший брат, Марко Барбариго, спокойный и добродушный (таким его описал Марино Санудо Младший),[35] правил недолго и едва ли успел себя проявить. Надпись на его портрете в зале Большого Совета гласит, что он охранял родину от чумы, войны и голода, соблюдал правосудие, но «большего дать не смог» (plus dare non potui) (текст надписи составлен от первого лица). Значительно дольше правил его брат, дож Агостино Барбариго, человек властный и жестокий, скупой и неприятный. Малипьеро, записи которого пестрят именами, не назвал имени Иосафата Барбаро ни среди savi (sapientes), ни среди советников дожа, хотя Барбаро был и тем и другим в 1486—1489 гг. Не подразумевал ли Барбаро под лицом, которое могло ему приказывать, того или другого из Барбариго, братьев-дожей? Был ли это бессильный уже старик Марко (обвинивший, как записал Санудо, своего брата в том, что он жадно ждет его смерти)[36] или же самоуверенный и крепкий Агостино? Пожалуй, это был второй брат, так как Барбаро употребил настоящее время глагола — «chi mi puo comandare» — и в числе целей своего сочинения назвал удовольствие, удовлетворение (convento) этого человека, что едва ли могло [17] относиться к умершему. Дож Агостино Барбариго в начале своего правления (надо думать, из политических соображений) побудил, по-видимому, своего советника Иосафата Барбаро написать о двух его путешествиях на Восток — в Тану и в Персию.

Отметим, между прочим, что в сборнике (Viaggi fatti da Venetia... 1543 г.), где впервые, как полагают, был издан труд Барбаро, есть посвящение мессеру Антонио Барбариго, сыну Джован Луиджи Барбариго, от издателя сборника, Антонио Мануцио.[37] Так или иначе, но появление труда Барбаро — как в виде рукописи, созданной незадолго до смерти автора, так и в виде напечатанного произведения спустя полвека после его кончины — связано с фамилией Барбариго. Конечно, могла быть и совершенно иная связь, но в таком случае угадать ее посредством исторических сопоставлений невозможно.

Повествование Барбаро в его труде «Путешествие в Тану» не течет с ясной последовательностью, но неоднократно перебивается многими вставными эпизодами и некоторыми отступлениями в сторону местной истории. Тем не менее, при внимательном чтении, — чего неизбежно требует произведение, написанное почти пять столетий тому назад, — вырисовывается план, положенный в основу записей автора.

Находясь в Тане[38] многие годы, Барбаро хорошо ознакомился с окружающим ее краем[39] — и описал его в известном порядке, полагая, что это удобно для читателя.[40] Тану он взял за исходный пункт, из которого в своем описании он двигался по двум направлениям, держась берегов сначала Азовского, затем Черного моря; иначе говоря, он шел из Таны налево, в общем к востоку, а потом из Таны направо, в общем к западу. Движение к востоку автор ограничил южными пределами Мингрелии (§ 41), а движение к западу — Днепром (§§ 6 и 45). По этим двум направлениям описаны побережья Прикубанья, Кавказа и Крыма.

К Тане и к Нижнему Дону примыкала степь (la pianura de Tartaria, la campagnia deserta). Ей Барбаро уделил особое внимание, заметное на протяжении всего сочинения.