Иосиф

– Про Кайзера?! – отец улыбнулся. – Хорошие были люди! И семья хорошая. Я с ними и столовался! Знаете, как они ко мне относились! Все! И хозяйка, и дочки их, и сам Кайзер. Часы им старинные отремонтировал, машинку Зингер, вот такую, как эта, отладил. Ну, говорю же, жил, как у Христа за пазухой! Пошил всем Кайзерам сапоги. Ходють, довольные! Рыпять! А там, глядючи на Кайзеров, стали просить пошить сапоги другие немцы. Фамилии у них какие-то немецкие, интересные: Веберы, Вейнеры… Так что всю зиму я шил сапоги. Конечно, не только сапогами занимался. Как-никак, а в тюрьме находился. Во флигельке ночевал, когда заказ срочный был, а так – в бараке. Мне Кайзер выделил ту самую лошадь, про какую говорил: белую и хромую. Ага! Сам хромой и лошадь хромая! И назначил меня механиком поливальных установок. Там такие дизеля, Паша, были! Лежебоки! Шкив, ремень по метру шириной! Представляешь, какая силища! Дело было уже в осень. Глаза за мной не было. А может и был, да я не замечал. Садился в телегу и один ехал на своём конике хромом. Осмотрел своё хозяйство, все дизеля…

– А змей, пап? – пытаю я отца нетерпеливо.

– Змей? – отец вздохнул. – Вот ведь, не поверил бы, пока сам не увидал. Да! Я же как-то рассказывал, что на Водиных, когда мы в ночную пасли скот, взрослые ребята заставляли нас, кто помладше, курить. Говорили, что змей на табак не полезет, на вонь табачную. Так что курить отец ваш начал в семь лет. Ну, не то чтобы затягивался, а дымил. Все дымили, и я дымил. Самосад курили. В ночную, она, как? Бывало на травке и поспишь, полчасика, часик, пока не замерзнешь или роса тебя не обдаст. А спишь если с открытым ртом, змея, говорили, прям запросто заползет! У нас пастух был, дядька уж, Гришкой звали. Так он вообще с телеги ночью боялся сойти! На телеге спал. И курил. Дымил, как паровоз, а не в затяг.

А тут – живой человек, в каком змей сидел! Росту этот Жора был – под два метра! Худой, тощий! Скелетина! Как он дышал! С жутким хрипом! Когда барак наш набился, его в угол определили. С ним рядом невозможно было спать. Первые несколько ночей мне с ним рядом пришлось: у меня волосы дыбом стояли! Как он задыхался, зубами скрежетал. А то вдруг замолчит. Молчит минуту, две, и я вскакиваю – умер?! Начинаешь руку к нему тянуть, а он как заорет! Фу ты, ну ты! Сам еле живой опять на подушку. Ладно бы эта напасть… А глядел? – Змей, чистый змей! Глаза большие, серые и глубоко задвинутые. Смотрел, не мигал! И поворачивались они, калики его змеиные, вместе с головой. Его даже урки стороной обходили. Были у нас и урки, мало, но были. Вот у него манера такая: выходил на средину барака и становился. Стоит и поворачивается, будто, куснуть кого хочет! Я же говорю – чистый змей! Матом он ругался, уму непостижимо! Откуда он только брал такие матерные слова?

– А за что его посадили? – спрашивает Таня.

– Я, дети мои, никада не лез в рассуждения! Никада никаво не спрашивал: зачем ты, почему ты? Ну, посадили, значит, посадили! Знаю, что этот Жора, прошел и Крым, и Рым! Сам рассказывал! Он и в Питере жил, и в Москве! Был револьционером, потом… как их? Какие никого не признают?

– Анархистом?

– Ага-ага! Орал… как это… И там орал, ведь! Уж не помню…

– Анархия – мать порядка! – воскликнул я более чем несдержанно. Если не заорал.

– Откуда ты знаешь? – отец странно покосился на меня.

– Пап, ну так я культпросвет закончил, актерское мастерство изучал!

– Культпросвет. Лучше бы ты агрономом стал или зоотехником! Культпросвет… И слово-то какое-то нехорошее, – укорил меня отец и дальше продолжил. – Воот! Но тут через какое-то время к нам в барак попадает односельчанин этого Жоры – Пахом. Вот интересный человек! – отец с тапочкой повернулся к нам и покачал головой. – Редкий человек! И что у него за характер был такой?! Жора, как увидал его, страшно удивился!

– Пахом! – мат-перемат. – Ты ли, что ли?! – опять матом. – А тебя-то суда за что?! Иосиф! – орет мне Жора. –Да мы же с Пахомушкой, – мат перемат, – на клыро-се в детстве вместе пели!.. – отец остановился и как-т о странно оглядел нас. Сначала меня удостоил внимания , а потом задержал взгляд на дочери своей.

– А дальше, па?! – нетерпеливо вопрошаю я.

– Я вот про салу с яичницей вам рассказывал.

– Ну? – и сестра в нетерпении.

– Так тогда ж я её и ни кусочка не съел, а?

– Ну?! – я, более настойчиво со своим НУ.

– А щас, ну так хочется, а, дети мои? – отец жалостно наморщил лоб.

– А змей, пап?! Ты все мозги нам поставил в напряжение!

– На голодный желудок, про змея?! Опасно, Паша! Хаха…

– Я бы тоже поела сала с яичницей! – вздыхает сестра.

– Пойдем скорее, обжоры! – вскакиваю я. – Я ведь тоже… не вегетарианец!

– Хто-хто?!

Чай китайский и все такое…