Иосиф Бродский. Большая книга интервью

Даже если это Горбачев, да. Но я не думаю, что подобные вещи каким-то образом детерминируют создание художественных произведений и вообще меняют обстановку в литературе, в изящной словесности, в искусствах в лучшую сторону. Может быть, в сфере изобразительных искусств, может быть, в сфере музыки — я даже допускаю, но не в сфере литературы. Потому что литература — это явление, в общем не детерминируемое политическим климатом. Она — тот случай, когда сознание определяет бытие, а не наоборот. То есть лучшее, что было создано в этом столетии, было создано и по ту, и по эту сторону "железного занавеса" и даже до существования этого "железного занавеса".

Может, чаще всего в ситуации чудовищного политического климата?

Необязательно. Я бы, между прочим, этого не стал утверждать. Я думаю, что, скажем, Пруст возник вне всякого политического климата или политического климата, который мог бы быть назван чудовищным. То же самое Фрост, то же самое Музиль…

Музиль как-никак бежал от Гитлера.

Но он писал и до Гитлера, в этой Австрии своей он прожил большую часть своей жизни без Гитлера.

В воздухе что-то чувствовалось…

Ну, в воздухе мало ли что чувствуется. То же самое можно сказать про Фолкнера, то же самое можно сказать про Джойса и так далее, и так далее. Я не думаю, что политический климат в сильной степени влияет на…

"Реквием", Платонов и многое другое было написано в чудовищном климате.

Совершенно верно. Но не "Дуинские элегии" Рильке, но не "Дар" Набокова. Что касается русской литературы, то это именно так. Но, исходя из этого, не следует желать сохранения или восстановления этого климата. Так же как и не следует слишком уповать на то, что, скажем, перемена климата к лучшему может переменить литературу к лучшему. Писатель может нечто важное написать при любой погоде. Другое дело — опубликовать. Но, по мне, важнее первое.

Что ты думаешь о юбилейной речи Горбачева?

Понятия не имею. Не читал.

Так и запишем. Вернемся к Вильнюсу. Ты сказал, что скорее приехал бы в Вильнюс, чем в Ленинград, — но тогда весь Ленинград приехал бы в Вильнюс…

Может быть, и это произошло бы. Но я не думаю, что литовцы от этого бы сильно выиграли.

Насколько я знаю, твоя покойная мать происходила из Литвы или откуда-то неподалеку.

Она родилась в Двинске (Даугавпилсе), но большую часть своего детства провела в Литве, — это по ее словам. У деда.

В районе Байсогалы, под Шяуляем.

В районе Байсогалы, совершенно верно. Более того, в ее семье кто-то знал литовский язык. Я не помню, кажется, одна из теток, самая старшая, которая недавно умерла.

Которую ты не знал?

Которую я знал. Я думаю, что бабушка знала литовский язык, — то есть мать матери, — но ни с какими проявлениями этого я не столкнулся.

На твою симпатию к Литве это в какой-то мере подействовало?

Думаю, что нет. Я думаю, что моя симпатия к Литве — это моя личная симпатия.

Думаешь ли ты, что писатель малой страны, в частности в Прибалтике, имеет шанс получить Нобеля? Это больной вопрос для всех прибалтийцев.

Конечно, может. Например, Чехословакия не намного больше, чем Литва.

Раза в четыре.

Ну, раза в четыре. И то только по площади, а не по истории. Но это не так важно.

Я в свое время вывел такой закон: если население больше в п раз, то литература больше — или, во всяком случае, известнее — в п² раз.

Ну, может быть. Я, ей-богу, не знаю. С другой стороны, с подобным же вопросом ко мне обратились китайцы.

Которые: тайванцы или красные?

Континентальный Китай. То есть красные, хотя они скорее все-таки желтые.

И что же ты ответил?

Я сказал: понятия не имею, скорее всего да. Почему бы и нет? Получил же ее японец.

И то же самое скажешь по прибалтийскому поводу?

Абсолютно. То есть вообще вся эта история с Нобелевской премией — ты, может быть, заметил — в конце концов, как бы сказать, такой апофеоз теории вероятности.