Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)

Я бы сказал, что очень многие поэты высоко оценивали поэзию Бродского и любили его самого. Не думаю, что эти вещи очень его занимали . Много ли есть американских поэтов, которые могли бы написать стихи, отличающиеся такой нравственной силой и таким совершенством языка, как те, что Бродский написал по случаю своего сорокалетия ("Я входил вместо дикого зверя в клетку…")? Они заканчиваются словами: "Но пока мне рот не забили глиной,/ Из него раздаваться будет лишь благодарность".

Трудно сказать.

Поддерживаете ли вы решение Энн и Марии ограничить число переводов Бродского? Я как преподаватель знаю, что чем больше у студентов версий перевода, тем глубже они проникаются оригиналом. А что вы думаете на этот счет?

Я не чувствую себя достаточно компетентным, чтобы рассуждать на эти темы. Русского я не знаю и не могу поэтому сравнивать разные переводы. Несмотря на то что я печатал многих иностранных авторов — испанских, немецких, итальянских и так далее, — я не знаю ни одного иностранного языка, за исключением, пожалуй, французского. Сюзан Зонтаг, мой большой друг, пишет на нескольких языках, и ее испанский издатель может сказать ей: "Мне не кажется это слишком удачным" — или: "Мне хотелось бы, чтобы вы переделали то-то и то-то". Я же не вправе это говорить, поскольку просто не знаю предмета! Для этого мне нужно посоветоваться с кем-нибудь, кому я доверяю. Сам же я не могу сказать, что хорошо, что плохо.

Некоторые исследователи Бродского полагают, что отрицательным результатом его славы явилось то, что другие русские поэты оказались в тени. Предпринимало ли ваше издательство какие-нибудь шаги для того, чтобы исправить эту ситуацию? Намереваетесь ли вы опубликовать кого-нибудь еще из русских поэтов?

Мы, по рекомендации Иосифа, издали сборник стихов Александра Кушнера.

А других русских поэтов вы не собираетесь издать?

В данный момент мне никто не приходит в голову.

Какие еще интересы были у Бродского, помимо поэзии?

Иосиф, помнится, любил китайскую кухню. Как-то раз мы были в Лондоне — а там есть чудесный китайский ресторанчик, который называется "Воспоминания о Китае", — и я пригласил его туда на обед. Для начала мы заказали водки, и Иосиф сказал: "Роджер, вы полагаете, что это водка?" Кстати, сильнее всего я напился, когда был в России.

А когда вы были в России?

В 1940-м. Затем я приезжал в Россию еще раз, в 1978 году, на пути из Стокгольма, где я присутствовал на церемонии вручения Нобелевской премии Исааку Зингеру, в Америку.

Вы знаете, что в сентябре следующего года в Москве планируется большая конференция, посвященная Бродскому? Вы хотели бы принять в ней участие?

Думаю, я предпочту остаться в Нью-Йорке.

Вы упомянули Солженицына; возможно, вы не в курсе, но несколько лет назад, уже после смерти Иосифа, Солженицын напечатал в "Новом мире" статью, в которой обвинял Бродского в том, что тот не был истинным евреем, поскольку не писал на еврейские темы. Истинным русским он также не был, поскольку не любил Россию. Почему, как вам кажется, Солженицын это написал?

Я объясню вам почему. Солженицына обвиняли — и, возможно, небезосновательно — в антисемитизме, и он решил ответить на это обвинение таким образом. Я не стал печатать его "Двести лет вместе". Мне предложили, а я отказался. Я напечатал его "В круге первом" и "В круге втором", но не стал печатать "В круге третьем" — мне это показалось неудачным. Зато я считаю, что очень интересное произведение — "Раковый корпус".