Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Да, и сам я стараюсь знать как можно больше. Мне всегда было интересно абсолютно все; для меня знать все было вопросом чести. Мне кажется, поэт должен знать все. Но многим поэтам не хватает подобной широты знаний. Я не уступал Бродскому в эрудированности, поэтому нам всегда было интересно друг с другом.

Сэр Исайя Берлин однажды сказал, что когда общаешься с Бродским, чувствуешь себя в присутствии гения. Вы ощущали когда-нибудь нечто подобное?

Нет, но я чувствовал, что общаюсь с исключительно умным человеком. Я не очень понимаю, что значит гений.

Есть ли у вас стихотворение, посвященное или адресованное Бродскому?

Боюсь, что нет.

Как жаль! Все мои интервью с поэтами заканчиваются стихами Иосифу. Может быть, вы напишете такое стихотворение, когда вернетесь домой?

Попробую.

Перевод с английского Лидии Семеновой

29 декабря 2004 года я получила стихотворение: оно пришло из Австралии по почте; Лес Маррей отправил его 19 декабря, снабдив следующей припиской: "Боюсь, я уже опоздал со своим стихотворением и Вы не успеете включить его в Ваш проект, но я тем не менее посылаю Вам его хотя бы потому, что оно частично вызвано разговором, который был у меня как-то с Иосифом. Он сказал мне, что вынашивает идею стать христианином, пресвитерианином, если быть точнее. Простите за неологизм "gentrifical force". Он возник из "gentrification"[176]. Подозреваю, что это практически сильнейшая из задействованных общественных сил. А церковь очень часто уличается в пособничестве. Засим отдаю это стихотворение на Ваш суд".

Церковь

Памяти Иосифа Бродского

Желанье быть правым

поспешно оставило нас,

но некоторые пришли

к Богу, в надежде на то,

что до сих пор они ошибались.

Прощай же, новомодная

центробежная сила!

Эта церковь — угловатое яйцо:

на дальней стене, высоко —

Евангелие, из тех времен,

когда он не был лишь книгой.

Все суждения кончаются здесь.

Свобода поедает свободу,

справедливость есть справедливость, любовь —

любовь. Но скучный старик говорит:

"Церковь заставляет меня желать греха".

В английской эволюции мы — деньги,

гены, чтобы купить в дарвиновских лавках

новые гены, до неразличимости личности.

Церковь же поднялась из еврейской эволюции.

Лишь один из многих тысяч,

голый в грязной канаве, скажет:

"Истинный бог жертвует плоть и кровь.

Ложные боги требуют ваших жертв".[177]

АЛЛАН МАИЕРС [178] , НОЯБРЬ 2003 — СЕНТЯБРЬ 2004

Возможно, вы единственный, кто может дать русскому читателю подробный отчет о посещениях Бродским Англии: вы были его другом и переводчиком более двадцати лет. Когда вы услышали о нем впервые?

Впервые я услышал о Иосифе Бродском в начале 1960-х годов, когда на Би-Би-Си инсценировали стенограмму судебного процесса по делу Бродского, обвиняемого в тунеядстве. Меня потрясла смелость ответов Бродского на судебном заседании, несмотря на то что я слышал их в исполнении актера, говорившего томным, "поэтическим" голосом, словно желая подчеркнуть жестокость государственной машины, давящей беззащитного художника. По радио читались также ранние стихотворения Иосифа в переводе Николаса Бетелла, и они произвели на меня сильное впечатление, хотя сам Иосиф их не ценил и постепенно перерабатывал. Я помню, мне не понравилась дописанная позднее часть "Большой элегии Джону Донну". Мне она показалась лишней, ненужной, на что Иосиф спустя много времени мрачно сказал, что мне просто не хватило запаса "крылатых выражений", чтобы ее понять. Это напомнило мне короткометражный фильм, в котором показывалось, как Пикассо работает над одной своей незначительной абстракцией. Мне все время хотелось крикнуть: "Остановись, мгновение! Ты прекрасно!" Но он все продолжал писать. Это вопрос вкуса, восприятия.