Я бы сказал, что очень многие поэты высоко оценивали поэзию Бродского и любили его самого. Не думаю, что эти вещи очень его занимали
Трудно сказать.
Я не чувствую себя достаточно компетентным, чтобы рассуждать на эти темы. Русского я не знаю и не могу поэтому сравнивать разные переводы. Несмотря на то что я печатал многих иностранных авторов — испанских, немецких, итальянских и так далее, — я не знаю ни одного иностранного языка, за исключением, пожалуй, французского. Сюзан Зонтаг, мой большой друг, пишет на нескольких языках, и ее испанский издатель может сказать ей: "Мне не кажется это слишком удачным" — или: "Мне хотелось бы, чтобы вы переделали то-то и то-то". Я же не вправе это говорить, поскольку просто не знаю предмета! Для этого мне нужно посоветоваться с кем-нибудь, кому я доверяю. Сам же я не могу сказать, что хорошо, что плохо.
Мы, по рекомендации Иосифа, издали сборник стихов Александра Кушнера.
В данный момент мне никто не приходит в голову.
Иосиф, помнится, любил китайскую кухню. Как-то раз мы были в Лондоне — а там есть чудесный китайский ресторанчик, который называется "Воспоминания о Китае", — и я пригласил его туда на обед. Для начала мы заказали водки, и Иосиф сказал: "Роджер, вы полагаете, что это водка?" Кстати, сильнее всего я напился, когда был в России.
В 1940-м. Затем я приезжал в Россию еще раз, в 1978 году, на пути из Стокгольма, где я присутствовал на церемонии вручения Нобелевской премии Исааку Зингеру, в Америку.
Думаю, я предпочту остаться в Нью-Йорке.
Я объясню вам почему. Солженицына обвиняли — и, возможно, небезосновательно — в антисемитизме, и он решил ответить на это обвинение таким образом. Я не стал печатать его "Двести лет вместе". Мне предложили, а я отказался. Я напечатал его "В круге первом" и "В круге втором", но не стал печатать "В круге третьем" — мне это показалось неудачным. Зато я считаю, что очень интересное произведение — "Раковый корпус".