Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Мне лично ответил по-бытовому: "Зимой я работаю, сам видишь (мы встретились в Амхерсте, где он преподавал), занят, а летом у вас слишком жарко для моего сердца". Я был очень глуп и, не зная его материальных обстоятельств, соблазнял гостевой комнатой у себя в квартире и обещал сам водить по Иерусалиму и Израилю… Но на самом деле я не очень ему поверил. У меня возникло ощущение, что его что- то отталкивало… Он даже что-то такое говорил, помнится, про каких-то идиотов (это мое определение, он выражался не так резко), которые в Вене, узнав, что он заворачивает в Штаты, провели демонстрацию с лозунгом "Позор Иосифу Бродскому!". Все могло быть, евреи такой же народ, как всякий другой, и дураков у нас хватает без ограничений. Но, возможно, ощущал какую-то неловкость, какую-то неестественность при столкновени весьма благополучного американского поэта с вечным Иерусалимом, с тем кустом, о котором вы упомянули, с тем Богочеловеком, который там был просто человеком и ходил босыми ногами по этим самым камням… Это мой домысел, но мне так увиделось.

— Можно ли обратить слова Бродского о Цветаевой на него самого: "Цветаева-поэт была тождественна Цветаевой-человеку; между словом и делом, между искусством и существованием для нее не стояло ни запятой, ни даже тире: Цветаева ставила там знак равенства" (5:180)?

Я этого не понимаю, может быть, просто не чувствую. В моем ощущении творец вкладывает лучшее в себе в поэзию, при этом отсекая, иногда непроизвольно, все пошлое, что есть в каждом из нас. И в нем тоже. В Бродском-человеке была, конечно, пошлость, как она есть во мне, в вас, в любом. А вот в его поэзии я ее не ощущаю. Для меня поэт — идеал, какой Бродский лепил, хотя из себя самого, из своей реальной личности.

— И наконец, последний и, может быть, самый важный вопрос. Какую роль сыграло еврейское происхождение Бродского в том, что мы оказались современниками самого большого российского поэта второй половины XX века? Не питало ли оно энергией все творчество этого еврейского мальчика, родившегося в антисемитской стране?

Кто это знает? Ваш вопрос напомнил мне давнюю беседу со следователем КГБ, тонким и умным человеком В. П. Карабановым. Он тоже пытался выяснить у меня, не питается ли моя позиция, изложенная в предисловии к пятитомнику Бродского, "энергией еврейского мальчика, родившегося в антисемитском стране", если использовать ваше выражение. Так вот, я отвечал ему, помнится, что евреи должны быть благодарны советской власти за ограничения, которые она воздвигала на их путях. (К слову, хотя это и в сторону от нашего сюжета: лично я думаю, что антисемитизм тут играл третьестепенную роль, а главным было сохранение некоей группы людей в постоянном напряжении, чтобы их энергию и усилия можно было всегда использовать там, где это властям вдруг понадобится — и без особых усилий и расходов на них: например, при создании атомной бомбы, каких-то ракет и прочей электроники… Тогда приоткрывали крышку дискриминации и кого-то способного выпускали "на волю", и уж он или они старались свыше всякой меры!) Благодаря стеснениям, евреи менее развращались "государственной халявой", менее воспитывались советскими людьми — не по политическим убеждениям, тут у каждого по-разному складывалось, а по менталитету, по отношению к своей судьбе: в еврейской среде действительно господствовало сильное убеждение, что для того, чтоб добиться в жизни того, чуо как бы "положено" русскому или иному аборигену, еврею нужно выложиться много сильнее (необязательно в добром направлении, но это уж — проблема иная). Так что возможно, вы правы. Но это никто никогда не узнает, потому что "случилось то, что случилось".

ЛЕВ ЛОСЕВ, [18] , АВГУСТ 2004

— Мы в свое время беседовали о вашем знакомстве и дружбе с Бродским в Ленинграде. Как часто вы общались с ним в Америке?