Немного отвлечься и напрячь память помогала трубка. Желто-белый дым попадал в глаза, но опыт заядлого курильщика не давал выхода слезам. Он вспомнил загадочных хантов. Их неспешные разговоры о всемогущем Тибете. Как они образно и вдумчиво курили, будто знали что-то понятное только им и неведомое приехавшим издалека, какие теплые ощущения несли их сужающиеся темные зрачки. Сибирь многому научила: понимать молчание и ощущать внутреннее единство сидящих рядом.
Сталин встал и долго ходил по широкой комнате. Он не заметил, как стало темно, но свет зажигать не хотелось. Будто кто-то заставил его сесть в кресло: «Вот так из темноты… смотрит на мир человек…»
Он закрыл глаза и провалился в сон. Напряжение дня давало знать о себе. Когда глаза, открылись, было уже светло. Зазвонил небольшой телефон охраны. Он поднял трубку.
– Товарищ Сталин, как вы себя чувствуете? …Вы не ужинали и не заходили в спальню…
– Ничего…не беспокойтесь.
– Куда принести завтрак?
– В большую столовую…
На другом конце трубку не вешали. Сталин тихо добавил: – Спасибо.
Через десять минут вошел светловолосый с голубыми глазами молодой человек из дачной охраны. Сталин хорошо знал его покладистый и ровный характер и, когда он двинулся к выходу, задержал его:
– Иван, не спеши…Посиди со мной…Вот скушай, – протянул он ему пирожок.
– Спасибо, Иосиф Виссарионович, я уже завтракал.
Сталин глотнул чаю:
– Я сегодня спал, как убитый… в кресле. Это было со мной часто в молодости…
– У меня порой тоже так бывает…
– Иван, ты не обижайся на меня за фамильярность, мы уже знаем друг друга давно.
– Да что вы, товарищ Сталин…даже приятно слышать.
«Как русский человек сразу чувствует душевное тепло…» – мелькнуло в голове у пожилого человека.
– А где живут и живы ли твои родственники, мать… отец?
– Мы из Смоленска…Отец уже помер от ран в гражданскую, а мать вспоминает и пишет, …в дорогу сюда наказывала быть особо послушным …
– Знает где работаешь?
– Нет, не положено знать.
– Расскажи о свое матери.
– Она у меня ласковая и мудрая… У нее трое сыновей и одна дочь, предпоследняя – Мила, сестра любимая всеми …
– Хорошо…А у меня нет братьев и сестер, – вырвалось у Сталина.
– Так у вас весь наш народ – братья и сестры, – уверенно глядя в глаза, вещал охранник. И это выглядело так искренне и свободно, что пожилой человек не отвел глаза, хотя и не любил подобные хвалебные выражения.
– Что еще сказала мать, когда провожала тебя в Москву?
– Не помню я, товарищ Сталин, только смотрела на меня с надеждой, -вспоминал Иван, – Да!.. Икону заставила взять и хранить! – с невольным страхом закончил он.
Сталин неожиданно улыбнулся: – Она у тебя здесь?
– Да. В чемодане лежит на дне.
– Принеси,… пожалуйста, – посмотрел он ласково и опустил глаза.
После завтрака Иван принес небольшой деревянный образок со знакомым ликом Владимирской иконы Божьей Матери.
– Можешь оставить ненадолго это у меня, Иван?
– Конечно, товарищ Сталин, я не знал, что…
– Я сам не знал, – запнулся хозяин дачи, – что ты так успокоишь меня…
– Не хочу вас больше беспокоить, товарищ Сталин.
– Да-да. Иди.
Пожилой человек, будто первый раз, смотрел на лик Богородицы и прошептал: «Не имею я право бросить доверившихся людей… Теперь страшусь своей слабости…»
Почти весь дней он просидел рядом с иконой.
«Слабость во власти – самое страшное зло!» – будто вспомнил семинарию и услышал он снова архимандрита Серафима.
Вечером ему доложил охранник, что пришла «целая делегация».
«Значит, нужен…» – прошептал усталый человек. Сталин взял себя в руки:
– Пусть входят, – сухо произнес он.
В конце следующего дня, после того как члены Политбюро посетили его, Сталин вернулся к своим обязанностям главнокомандующего.
3
О ходе войны, особенно о трудном периоде ее первых дней написано много и достаточно подробно. После первых, напряженных часов предательского и вероломного нападения Германии на СССР поведение Сталина стало, как всегда, уверенное и без растерянности, он с уважением доверял профессионалам военным, создал атмосферу коллективного принятия решения на уровне Политбюро и осуществлял руководство в качестве старшего партийного лидера и руководителя Ставки Верховного главнокомандующего. В ходе войны было выдвинуто много молодых способных командиров. При этом отношение Сталина к каждому военачальнику было индивидуальное и наполнено человеческим отношением. Например, Рокоссовского он называл не иначе, как Константин Константинович, а маршала Жукова – товарищ, Жуков.
Многие сталинские недоброжелатели утверждают, что главнокомандующий никогда не выезжал на фронт. Однако маршал Жуков вспоминал, что во время битвы за Москву, в самые драматичные дни, ему в штаб фронта позвонил Сталин и спросил, удержим ли мы столицу. Из воспоминаний сотрудников сталинской охраны известно, что Сталин лично выезжал на фронт, чтобы оценить положение дел своими глазами.