Иосиф Флавий: История про историка

Только так можно объяснить тот факт, что в «Иудейских древностях» Иосиф явно пользуется не только Библией и сочинениями греческих историков, но и многими утерянными на сегодня еврейскими источниками, и свободно их цитирует. Причем пользуется нередко по памяти, которая, как бы хороша она ни была, не могла не подводить его в деталях.

Нет сомнений, что именно широкий круг чтения в итоге помог ему в овладении писательским мастерством: для написания столь крупномасштабных произведений, как «Иудейская война» и «Иудейские древности», одного врожденного таланта явно мало; нужен еще и солидный культурный багаж.

Что касается того, что к четырнадцати годам он уже считался выдающимся знатоком Торы и Закона, – это также отнюдь не выглядит пустым хвастовством. Еврейская история знает примеры подобной и даже куда большей религиозной образованности, когда мальчики восьми – десяти лет, не говоря уже об отроках постарше, поражали почтенных раввинов знанием наизусть огромных массивов текста, а иногда и всего Талмуда и проявляли удивительную способность к их анализу. Ну, а 13 лет считались у евреев возрастом совершеннолетия, и подростки этого возраста нередко на равных вели споры о том, как следует понимать те или иные религиозные предписания, или на религиозно-философские темы.

Что касается утверждения Иосифа о том, что «первосвященники и старейшины города постоянно приходили к нему, „чтобы уточнить что-нибудь из Закона“», то Раджак совершенно правильно отмечает, что рассказ этот напоминает известную евангельскую историю о двенадцатилетнем Иисусе, который пришел с родителями в Иерусалим на Песах и задержался там в Храме: «Через три дня нашли Его в Храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его» (Лк, 2: 46–47).

Из дальнейшего рассказа Евангелия следует, что дело происходило на женском дворе Храма (в другой сектор Мария просто не смогла бы войти), но обе эти истории, как ни странно, отнюдь не свидетельствуют о том, что Иисус и Иосиф были по своим знаниям на равных с мудрецами.

Не исключено, что речь идет об известном способе разрешения зашедшего в тупик спора по той или иной галахической, то есть связанной с еврейским религиозным законодательством проблеме. Для того чтобы поставить в нем окончательную точку, обращались к мальчику двенадцати-тринадцати лет (то есть такому, который вот-вот достигнет совершеннолетия или только что прошел через его церемонию). Такой отрок в силу незамутненности духовного зрения выступал в качестве своего рода арбитра, и его решение о том, на чьей стороне правда, принималось обеими сторонами.

В чем, видимо, можно не сомневаться, так это в том, что в 14 лет Иосифа, как и любого подростка в его возрасте, мучили вопросы о смысле жизни, о том, в чем состоит Высшая Правда. А кроме того – опять-таки как многих подростков – мысли о неком своем великом предназначении; о том, что именно ему в силу своего происхождения, тяги к знаниям и благородства духа уготовлена особая роль в истории своего народа, а может быть, и всего мира. Не исключено, что он часто отождествлял себя в эти годы с библейским Иосифом – ненавидимым братьями, брошенным ими на поругание в яму, проданным в Египет и в итоге возвысившимся и спасшим всю семью. Эту ассоциацию он, видимо, пронесет через всю жизнь, и с годами она будет только усиливаться.

Общая атмосфера, царившая в Иудее того времени, и свойственная ему в общем-то на протяжении всей жизни религиозная экзальтация, только усиливали такие мысли и подталкивали юного коэна к напряженному духовному поиску.

* * *

Рассказ Иосифа о годах своей юности замечателен тем, что отразил в себе многие духовные и идейные поиски еврейской молодежи и – шире – всего еврейского общества I века н. э. В значительной степени наши знания об основных религиозно-идеологических течениях того времени базируются сегодня именно на сочинениях Иосифа Флавия, а все остальные исторические и теологические источники (включая Новый Завет) их лишь дополняют.

«Когда мне исполнилось 16 лет, – пишет Иосиф, – я решил изучить, чтобы как можно лучше узнать все имеющиеся у нас течения, которых, как я уже много раз говорил, по числу три. Первое – течение фарисеев, второе саддукеев и третье ессеев. Я думал, что после того, как изучу и узнаю все эти течения, смогу выбрать (для себя) лучшее из них. Потратив немало душевных и плотских усилий, я прошел через все три, но виделось мне тогда, что я все еще не достиг верного знания. И потому я стал учеником и последователем некого человека по имени Банус, который жил в пустыне, одежду себе находя на деревьях и питаясь плодами диких деревьев, и часто днем и ночью окунался в холодную воду, чтобы быть (все время) в состоянии (ритуальной) чистоты. Я провел у него три года, и когда удовлетворил свою жажду познания, вернулся в город. В девятнадцать лет я стал заниматься общественной деятельностью и присоединился к течению фарисеев, которое напоминает греческое течение стоиков» (ЖО, 2:10–12).