Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»

Вначале рисунок — силуэт зловещего мужского лица, пересеченного, как шрамом, знаком вопроса, и далее — текст:

«КТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК?

Он имеет внешность чилийца.

Он одевается как чилиец.

Он говорит на языке чилийцев.

Однако…

Он ненавидит чилийскую демократию и ждет ее поражения.

Он презирает священные свободы чилийского народа.

Внешне он приветствует чилийский флаг, но на самом деле преклоняется перед другими враждебными символами.

Он подражает нацистским хозяевам в проповеди антисемитизма, используя это как дымовую завесу, чтобы скрыть совершенное в отношении Чили предательство.

Он ждет того дня, когда иностранная держава овладеет твоей страной и клич “Хайль Гитлер” заменит слова Национального гимна.

КТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК?

Это член “пятой колонны”.

Не верьте ему.

ЛИГА ОБОРОНЫ».

В Сантьяго, Вальпараисо и других крупных городах англичане развернули нелегальные резидентуры, для руководства которыми подобрали надежных чилийцев, в полном смысле этого слова, — безукоризненных джентльменов. Среди них выделялся модный архитектор Серхио Ларраин Гарсиа-Морено[64]. Он организовал «секретную группу», деятельность которой прикрывалась газетой «Дефенса». Из внешне безобидной «конторы» велась постоянная слежка за немцами в портовых городах Чили, был организован пункт перехвата немецких радиопередач.

Англичане с пониманием относились к чилийскому нейтралитету и не форсировали событий, подталкивая правительство Риоса к разрыву отношений со странами «оси», хотя Соединенные Штаты воспринимали эту позицию как непродуманную, лишенную «союзнического духа». Несмотря на трудности военного времени, Лондон оценивал ситуацию в Южной Америке объективнее, чем Вашингтон. Правящий режим в Аргентине англичане квалифицировали не как «нацистский», а как «националистический». Британские послы в Сантьяго и Буэнос-Айресе, несмотря на постоянные «подсказки» американцев, вели свою линию, писали в МИД солидные, аргументированные депеши о том, почему Англии надо развивать нормальные отношения с Чили и Аргентиной. Главный тезис был очевиден: из этих стран бесперебойно поступают сырьевые и продовольственные товары. Рубить сук, на котором сидишь, нет никакой нужды. Опытные дипломаты предвидели, что США воспользуются войной для укрепления своих позиций на континенте, и не сомневались, что это будет делаться в ущерб английским интересам.

Посольство США в Чили возглавлял опытный дипломат Клод Г. Боуэрс. Когда Соединенные Штаты вступили в войну, Вашингтон поставил перед ним сложную задачу: добиться от чилийского правительства разрыва дипломатических отношений со странами «оси». Шли недели и месяцы, но послу не удавалось добиться желанной цели ни явными, ни тайными методами. Если бы на месте Боуэрса был кто-то другой, то в Госдепартаменте подыскали бы ему замену: этот слишком деликатен, не способен крепко ударить кулаком по столу! Однако у посла была мощная поддержка: сам Франклин Делано Рузвельт!

Будучи в годы гражданской войны послом в Испании, Боуэрс, в явном противоречии с официальной позицией Вашингтона, настаивал на «вмешательстве», на оказании помощи республиканцам — военной, экономической, финансовой. Его не послушали, республика пала, и Боуэрс вернулся в Соединенные Штаты с ощущением человека, потерпевшего сокрушительное поражение. Почти сразу же он получил новое назначение — в Чили, где к власти пришел Народный фронт. Во время беседы в Овальном кабинете Белого дома Рузвельт, затронув тему Испании, признался:

«Клод, я ошибся…»

Может быть, поэтому Рузвельт доверял мнению Боуэрса о чилийских делах больше, чем оценкам и рекомендациям Госдепартамента.

Нужно сказать, что чилийцы относились к Боуэрсу с симпатией. Он не претендовал на роль всемогущего «римского наместника». В нем было что-то от ученого-схоласта или редактора провинциальной газеты. Внешность его соответствовала такому впечатлению: небольшое морщинистое лицо, редкие волосы, разделенные пробором, нескладная сухопарая фигура с длинными руками, и при этом — четко поставленный голос эрудита, который привык выступать в научных аудиториях. Как ни странно, за годы пребывания в испано-язычных странах Боуэрс не научился складно изъясняться на «кастельяно».