Иосиф Грозный<br />(Историко-художественное исследование)

— В знак моего самого высокого доверия к вам, герр Сталин, я могу сообщить вам сведения чрезвычайной важности. Весной, как только позволит обстановка и… погода, мы начнем немедленное наступление на Францию и… разгромим ее в кратчайший срок! За Францией придет черед Англии, если она не подпишет с нами мирный договор. Это я торжественно обещаю вам, как своему другу, и тогда мир будет принадлежать НАМ! — с пафосом закончил он. — Об этом не знает никто, кроме нас и… той «швайн», о которой вы столь мудро заметили… Я хочу еще раз лично заверить вас в самых искренних чувствах моего народа и хотел бы получить заверения в том, что СССР также никогда не нападет на мою страну! Хватит вражды! Мы — две великие державы, и мы сможем диктовать миру свои условия. Ибо вместе мы непобедимы!

Не в этих ли заверениях с глазу на глаз, хотя и с недоверием воспринятых сверхосторожным Сталиным, кроется разгадка той «неосмотрительности» и якобы преступной беспечности Сталина в последние дни перед войной, его «просчеты», о которых столько написано мудрецами историками. Ах, как легко писать историю задним числом! Но не права ли тут английская мудрость, что «Бог не может изменить прошлое, а историки могут»? Не забудем, что перед самой войной Сталин и Гитлер обменялись тремя письмами, из которых сохранилось только одно, где фюрер клянется не нападать на СССР. Допускается, что Сталин знал цену этим клятвам. Сталин вдоль и поперек перечитал «Майн Кампф», для него и Молотова эту книгу перевели сразу же после издания.

После книги Макиавелли, «Писем к Луцилию» Сенеки-младшего, сборника пословиц и поговорок народов Востока «Майн Кампф» была постоянно на столе и в сейфе у Сталина. Была там и еще одна книга, которую Сталин читал постоянно. Она вызвала бы удивление и недоумение у читателя, но о ней придет черед все же рассказать в свое время. Простой же логический расчет Сталина, что нападение Германии на Советский Союз равнозначно гибели Гитлера и его рейха, по справедливости перевешивал любой авантюризм.

И, еще раз повторив свои заверения о невмешательстве Германии в «дела СССР» в Прибалтике и Финляндии, поговорив об усилении поставок зерна, нефти, леса из СССР в обмен на станки, морские суда и один крейсер, Гитлер поднялся, протянул Сталину руку, на сей раз сухую, тщательно вытертую платком. Гитлер знал о своем недостатке — потеющих ладонях, как знал о подобных своих недостатках и Сталин. От него постоянно пахло потом, табаком и затхлым одеколоном. Одеколоном он пытался глушить этот запах, но, по сути, сохранял и усиливал его. Есть такие мужчины с постоянной атмосферой, и женщины такие есть. Сталин был одним из них. Прослойка истинно великих, будь они хоть гении, хоть злодеи, редко бывает большой.

Сталин неспешно пожал протянутую Гитлером руку и, осведомившись, не голоден ли фюрер, предложил поздний ужин.

Сначала Сталин хотел сказать это по-немецки и уже проговорил про себя вполне отточенную фразу, но, подумав, обратился к переводчику. Однако фюрер с тем же актерством отклонил предложение, ссылаясь на занятость и необходимость как можно скорее вернуться в Берлин, тем более, как сказал он опять доверительно, собирается выехать на фронт («к моим солдатам!»).

Гитлер действительно в конце 39-го перед Рождеством и весной 40-го не раз побывал на Западном фронте. Он внезапно появлялся в войсках, в окопах, говорил с солдатами, ел из солдатских котелков, и вообще он даже и не играл в «бывалого солдата», ибо все знали: он им был, всегда носил один железный крест, хотя был награжден двумя такими крестами, а будучи, как нередко писали об этом с заданным сарказмом, «ефрейтором», то есть старшим солдатом, в конце войны, после ранения и отравления газами, за храбрость был представлен к офицерскому званию. Что же касается Сталина, тоже справедливость требует сказать, что он и солдатом никогда не был, а значит, и «ефрейтором» тоже.

Не настаивая на ужине и понимая, что на месте Гитлера он и сам поступил бы точно так же (из соображений безопасности), Сталин проводил фюрера и переводчика до выхода на перрон, где стоял вытянувшийся в струнку Власик, и, ответив Гитлеру, вскинувшему руку, чем-то вроде прощального приветствия, вернулся в вагон.

Здесь он наконец (курильщики поймут!) неспешно и с наслаждением закурил и прошел в соседний вагон-ресторан, где его уже ждала вскочившая, готовая к услугам Валечка, очень гордая тем, что Хозяин единственную из всей обслуги взял ее с собой, и не осмелившаяся даже спросить, куда она ехала, а тем более с кем была эта странная ночная встреча. Любопытство в обслуге Сталина, так же как и болтливость, карались беспощадно.

— Нэси ужин! — приказал Сталин. — Хороший ужин… Выно… Зэлэн… Покушаэш… вмэстэ са мной!

И вернулся в свой кабинет в купе.

По приказу, переданному через Власика, поезд немедленно тронулся обратно и пошел по «зеленому коридору». Сталин также хотел быстрее вернуться в Москву.