Иосиф Грозный [историко-художественное исследование]

Какие-то попытки увенчать его лишней звездой. Зачем? От звания Героя Советского Союза отказался решительно и рассердился на Маленкова: какой «гэрой»? С чэго? Награда должьна быт по заслугам. Он что: Днепр под огнем переплывал? Дот-амбразуру закрыл грудью? В атаку первым поднялся? Иное дело — орден Победы. И орден Сталина придумали, похожий на орден Ленина. Зачем? Могли бы и как-то иначе. И в статусе записали: является вторым. А почему? Разве этот «Ильич» столько сделал для страны? Сотой, тысячной доли не сделал. Кто дал социализм этой стране? Разве Ленин? Кто сделал социализм из утопии и мечты реальностью? Кто построил из разграбленной страны единое могучее государство? Кто сплотил теперь уже непобедимый социалистический лагерь? Кто утвердил международный авторитет Союза на всех уровнях? Ильич? И не пора ли уже развенчать его и убрать под каким-нибудь предлогом его пирамиду в другое место?

И вот, создав стране такое могущество, сплотив теперь монолитную партию, оснастив сверхмощным оружием армию, сам он остался больным, теряющим силы человеком. Где же она, справедливость? И ведь ни на кого нельзя с надежностью положиться. Нет надежного преемника, и лишь отпусти вожжи — столкнут. Где справедливость?

В последние дни пятьдесят второго года он вдруг словно вспомнил о Валечке и приказал ей прийти. И тотчас явилась она. Принял ее не в здании дачи, где прожили они столькие годы, не в той комнате, кабинете-спальне-столовой, — жил теперь в деревянном домике по соседству с дачей. Смущенная, напуганная, недоумевающая, стояла она перед ним теперь не в передничке, цо в халатике и белой косынке, и было пугаться отчего. 16 декабря был арестован ненавистный ей генерал Власик. Арестован, отправлен под домашний арест генерал Поскребышев, всегда благоволивший ей. Опять шерстили охрану, обслугу. А Сталин ходил, словно помешанный, и оттого еще более страшный. Было у него запалое, зажелтелое и словно обращенное в себя непривычное лицо. Это лицо он и поднял на нее, когда она встала, растерянно уронив руки.

— Вот... Рэшил эще... повыдаться с тобой, — сказал Сталин. — Са-дыс... Погляжю... Давно нэ видал... Как живешь... можещ... Может, замуж хо-чэщь?

— Что вы!

— А я... серьезно тэбэ говорю... Я много думал о тэбэ... Много. Особэнно когда тэбя... сослали... И письма твои — вон оцы... все лэжят у мэня в столэ. Хороще... чьто ти писала их мнэ... Именно поэтому... Я тэбя и понял... Понял... И... простыл... Да... Вот чьто и хотэл тэбэ сказат... Всэ... Всэ считают мэня... звэрем... Бэз души... А я и в самом дэле, навэрноэ, растэрял эту дущю... Сжег эе... На всом... этом... Тут нэльзя иначэ... Иначэ бы...

Он вздохнул, провел по лицу, уже словно тронутому какой-то неизбежностью, здоровой рукой. Лицо было бледно-серое, в пятнах, морщинах и даже небритое — было воскресенье, а он не побрился.

— Чьто стоишь... Садь, — повторил он, опять проведя рукой по лицу.

И вдруг остолбеневшая Валечка, все еще не решающаяся сесть, увидела, что Сталин плачет. Стирает слезы малопослушной рукой со щеки и усов.

И тогда она бухнулась-рухнула перед ним и сама зарыдала в три ручья, зарываясь лицом ему в колени, причитая что-то несвязное, женское, горькое...

Это была их последняя встреча.

* * *

Через два месяца 5 марта 1953 года, в 9 часов 50 минут вечера, после четырехсуточной агонии он умер.

Автор не хочет вдаваться в подробности исхода Сталина. Об этом уже написаны (и навраны зачастую) целые книги. Автор считает, что Сталин умер своей смертью. После двух инсультов трудно говорить об исцелении. Была там, правда, и упоминалась всеми бутылка боржоми. Стакан этой воды Сталин выпил перед тем, как рухнуть на пол в малой столовой. Был ли сделан анализ этой воды? А впрочем, зачем?

И вызывает удивление вовсе не то, что так случилось, а то, что, прожив столь удивительную, тягчайшую, наполненную победами и тягчайшими поступками жизнь, став неотделимым от истории страны, он, Сталин, удержался в живых так долго. И жизни, и деяния его хватило бы на десять и более иных человеческих жизней.

* * *

Бог есть! И он воздал нерукоположенному служителю то, о чем сказано в ВЕЛИКОЙ КНИГЕ:

«ШИРОКЪ ПУТЬ ВВОДЯИ ВЪ ПАГУБУ, И МНО-ЗИ СУТЬ ВХОДЯЩИЙ ВЪ НЕГО.

ЩЕДРЪ И МИЛОСТИВЪ ГОСПОДЬ НО И ПРА-ВОСУДЕНЪ.

И ОЧИ ГОСПОДНИ ТМАМИ СВЪЕТЛЪИШИ СОЛНЦА ЕСТА, ПРОЗИРАЮЩЕ ВСЯ ПУТИ ЧЕЛО-ВЕЧИ».

ВОСПОМИНАНИЯ ОЧЕВИДЦА

В уже давнее, прошедшее время в Свердловске жил «старый большевик», известный тем, что он «видел Ленина». Большевик ходил по садикам и школам и, принимая всяческие знаки почтения, рассказывал, как он «видел Ленина». А Ленин будто бы, когда этот большевик стоял на посту в Кремле, прошел этак и поздоровался с ним. «Простой такой, обыкновенный». Слушая этого человека (приходилось не раз), я всегда вспоминал не анекдот, но рассказ о том, что число несших с Лениным бревно на знаменитом «субботнике», оказывается, перевалило за тысячу.