Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

Предположение Минакова, будто во время зарубежной поездки Тухачевского в январе 1936 года со стороны Сталина «расчет был на использование Тухачевским своих личных знакомств в русском Белом зарубежье, чтобы с их помощью выйти на контакты с правительственными кругами Германии, с Гитлером», представляется совершенно фантастическим. Знакомых в кругах РОВСа у Тухачевского не было, и из эмигрантов вряд ли кто согласился бы с ним встречаться – подавляющее большинство белых офицеров считали его предателем. И устроить Тухачевскому встречу с Гитлером эмигранты никак не могли. В свое время фюрер даже с генералом А.А. Власовым отказался встречаться. А официально такая встреча была немыслима даже по чисто протокольным соображениям. Заместитель наркома обороны максимум мог встречаться с военным министром, но уж никак не с рейхсканцлером.

Минаков считает, что сведения о подготовке свержения Сталина группой генералов во главе с Тухачевским с целью установления «национальной диктатуры», распространявшиеся в эмигрантской печати, не поддаются проверке. На самом деле проверку можно провести, постаравшись дать ответ на вопрос, действительно ли Тухачевский и его товарищи готовили переворот. Делать же выводы о том, что заговор существовал, на основе одних только эмигрантских источников – дело неблагодарное. Там схема противостояния Тухачевского и большевиков, Тухачевского и Сталина существовала с первых лет после окончания гражданской войны и порождалась извечным русским стремлением выдать желаемое за действительное.

Важным представляется вывод Минакова о том, что в статье некоего Алексеева, появившейся в парижской газете «Возрождение» 13 февраля 1936 г., «Тухачевский был представлен «троцкистом, зиновьевцем и давним агентом германского Генштаба». Весь «букет» будущих обвинений Тухачевского, открыто прозвучавших на судебных процессах 1937–1938 гг., был налицо». Но вот другой вывод – «дискредитация Тухачевского посредством статьи Алексеева косвенно указывает на то, что сделано это было с санкции Сталина». Этот вывод представляется сомнительным. Алексеев мог в равной мере как основывать свою статью о Тухачевском на материале, полученном от Скоблина, так и прийти к аналогичным умозаключениям самостоятельно. Февраль 1936 года выглядит слишком ранней датой для начала кампании по ликвидации Тухачевского. В апреле 1936 года его повысили до 1-го заместителя наркома обороны – второго человека в военной иерархии после Ворошилова. Но здесь была существенная разница с положением Фрунзе в 1924 году. Тогда Михаил Васильевич был уже намечен в качестве замены Троцкому, и его не только сделали заместителем наркомвоенмора, но и ввели кандидатом в члены в Политбюро, т. е. сделали политическим вождем. Тухачевского же делать политическим вождем Сталин явно не собирался, а значит, и Ворошилова убирать из наркомов не планировал.

А тут как раз случился инцидент на первомайском банкете 1936 года, когда группа Тухачевского обрушилась с нападками на Ворошилова и других конармейцев. Вот это и заставило Сталина сделать окончательный выбор.

Перед этим скандалом, в апреле, прошла оперативно-стратегическая игра, где разыгрывался сценарий будущей большой войны на Западе. По этому сценарию Германия действовала против СССР в союзе с Польшей. Кстати сказать, подобный сценарий, учитывая напряженность германо-польских отношений, был совершенно невероятен. Тухачевский, игравший за вермахт и проигравший игравшему за Красную Армию Уборевичу, настаивал, что у Германии в действительности будет на 30 дивизий больше, чем полагалось по игре, и у них будет значительно больше танков и самолетов. Михаил Николаевич резко критиковал Ворошилова и Егорова за недооценку германской опасности. 1 мая 1936 года конфликт продолжился на квартире у Ворошилова. Тот вспоминал на Военном совете, посвященном разбору дела о «военно-фашистском заговоре»:

«В мае месяце у меня на квартире Тухачевский в присутствии большого количества людей бросил обвинение мне и Буденному в присутствии тт. Сталина, Молотова и других, бросил мне и другим обвинение в том, что я группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с ними веду, направляю всю политику, неправильно эту политику веду и т. д. Потом, на второй день, он отказался, сказал, что был пьян и т. д.

Тов. Сталин сказал, что вы здесь перестаньте препираться, давайте устроим заседание, и на заседании вы расскажете, в чем дело. («Вы расскажете, в чем дело» – это было обращение, скорее всего, к Тухачевскому.) И вот там мы разбирали эти вопросы и опять-таки пришли к такому выводу. Там был я, Егоров. Группа Якира, Уборевича, она вела себя в отношении меня довольно агрессивно. Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно. Но все это было в рамках обычной склоки и неприятных столкновений людей, которые долго друг с другом работали, могли надоесть».