Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

И в том же последнем письме Бухарин еще раз каялся – в надежде умилостивить Кобу: «Я не христианин. Но у меня есть свои странности – я считаю, что несу расплату за те годы, когда я действительно вел борьбу (дальше разговоров в кругу единомышленников эта борьба не шла. – Б. С.) … Больше всего меня угнетает такой факт. Летом 1928 года, когда я был у тебя, ты мне говорил: знаешь, почему я с тобой дружу? Ты ведь не способен на интригу? Я говорю – да. А в это время я бегал к Каменеву. Этот факт у меня в голове, как первородный грех иудея. Боже мой, какой я был мальчишка и дурак, а теперь плачу за это своей честью и всей жизнью. За это прости меня, Коба. Я пишу и плачу, мне уже ничего не нужно… Когда у меня были галлюцинации, я видел несколько раз тебя и один раз Надежду Сергеевну. Она подошла ко мне и говорит: «Что же это такое сделали с вами, Николай Иванович? Я Иосифу скажу, чтобы он вас взял на поруки». Это было так реально, что я чуть было не вскочил и не стал писать тебе, чтобы ты… взял меня на поруки. Я знаю, что Н. С. не поверила бы, что я что-то против тебя замышляю, и недаром «подсознательное» моего «Я» вызвало этот бред».

Над бухаринским бредом Сталин наверняка потешался. Ишь ты, на поруки просится, да еще спекулирует на симпатиях к себе покойной Надежды. И признается все-таки, что пытался сговориться с Каменевым. Как будто он, Сталин, об этом тогда же не знал. Судить надо по революционному правосознанию, основываясь на агентурных данных, а не на судебной системе доказательств. Царская полиция много прогадала, что ограничивалась административной высылкой революционеров на Север и в Сибирь, не имея возможности пришить к судебному делу донесения осведомителей. Он такой ошибки не совершит. Бывших оппозиционеров – в лагерь, в тюрьму или сразу к стенке. Предавший раз предаст и дважды. А предательством Иосиф Виссарионович считал любое несогласие с собой по принципиальным вопросам.

Сталин ни на одно письмо бывшего друга не ответил. На первом члены Политбюро оставили резолюции: «По-моему, писал жулик»; «Все жульничество: я не я и лошадь не моя»; «Безусловно жульническое письмо». В прошении о помиловании, уже после вынесения беспощадного приговора, Бухарин умолял: «Я внутренне разоружился и перевооружился на новый социалистический лад… Дайте возможность расти новому, второму Бухарину – пусть будет он хоть Петровым. Этот новый человек будет полной противоположностью умершему, он уже родился, дайте ему возможность хоть какой-то работы». Но Коба не даровал ему жизни даже под псевдонимом.

Замечу, что справиться с такими конкурентами, как Зиновьев и Каменев, Радек и Бухарин, было не так уж трудно, раз удалось в дальнейшем заставить их на открытых процессах признаваться в самых чудовищных преступлениях, которые они никогда не совершали.

И наверняка Сталин посмеивался над письмами неверного друга. Можно сказать, что Иосифу Виссарионовичу повезло не только в том, что все его соперники оказались людьми, не искушенными в политических интригах. Не менее важным было то, что все деятели оппозиции, за исключением Троцкого, зарекомендовали себя элементарными трусами. В гражданскую они активно поддерживали и проводили в жизнь красный террор, грозили всему миру штыками Красной Армии, хотя на фронтах появляться избегали, пороху не нюхали. А когда сами стали жертвой сталинского гнева, не поделили с Кобой власть, то готовы были славословить вождя и поддерживать любые его действия, лишь бы сохранить приближенное положение к партийному Олимпу, а на финальной стадии – уже только затем, чтобы остаться в живых. Их не хватало ни на серьезную борьбу, ни даже на эмиграцию, ни на смерть с достоинством.

Надо признать, что многие искренние поклонники Сталина с энтузиазмом приветствовали процессы над лидерами оппозиции, не подозревая, что скоро карающая десница вождя доберется до них самих. Так, М.А. Сванидзе записала в дневнике осенью 1936 года: «То, что развернулось, превзошло все мои представления о людской подлости. Все – включая террор, интервенцию, гестапо, воровство государственных средств, вредительство и разложение вокруг себя и все это без политической программы, а только из карьеризма, из алчности, из желания жить, иметь любовниц, заграничные поездки, широкую жизнь и туманные перспективы захвата власти дворцовым переворотом, без опоры на массы, чтоб разрушить то, что создано революцией идей, и это в то время, когда народ приносил тысячу жертв для создания счастливой жизни, для построения бесклассового общества, для укрепления обороноспособности, для индустриализации Союза, для укрепления колхозов – люди вредили, строили гнусные планы, продавали родину.

Где элементарное чувство патриотизма, любви к своей родине, привязанности к «дыму отечества»? Эти моральные уроды заслужили своей участи. Минутами мозги мои теряли точку опоры и мне казалось, что я схожу с ума, так все было непостижимо страшно и бессмысленно».