Иосиф Сталин. Часть 4. Последние годы

14 марта 1946 года в «Правде» был опубликован ответ Сталина «одному из корреспондентов» этой газеты, посвященный выступлению Черчилля. Сталин расценил речь в Фултоне как «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами и затруднить их сотрудничество… По сути, господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война». Сталин решительно отвергал требования Черчилля о ревизии ялтинской системы. Он подчеркивал: «Немцы произвели вторжение в СССР через Финляндию, Польшу, Румынию, Венгрию… Спрашивается, что же может быть удивительного в том, что Советский Союз, желая обезопасить себя на будущее время, старается добиться того, чтобы в этих странах существовали правительства, лояльно относящиеся к Советскому Союзу?» Напомнив о попытках Черчилля в 1919 году организовать «поход 14 государств» против Советской России, Сталин выразил уверенность в провале нового похода, если такой будет организован.

В дальнейшем Сталин неоднократно предпринимал попытки остановить ухудшение отношений между СССР и ведущими странами Запада. Отвечая на вопросы иностранных корреспондентов в 1946 году (22 марта – Э. Гильмору, 17 сентября – А. Верту, 23 октября – X. Бейли), Сталин утверждал, что нагнетание напряженности в международных отношениях провоцируется «действиями некоторых политических групп», лично Черчиллем и его единомышленниками. Сталин подчеркивал, что он «уверен в возможности дружественных отношений между Советским Союзом» и странами Запада и призывал к развитию «политических, торговых и культурных связей» между ними.

Сталин использовал каждую возможность для того, чтобы напомнить о сотрудничестве стран антигитлеровской коалиции в годы войны и активизировать сложившиеся связи для развития послевоенного сотрудничества. Так, в ходе встречи с начальником имперского генерального штаба Великобритании фельдмаршалом Б.Л. Монтгомери 10 января 1947 года Сталин выражал сожаление, что советско-английский договор 1942 года, который предусматривал продолжение сотрудничества в послевоенные годы, оказался «повисшим в воздухе и фактически перестал работать». Заметив, что вооруженные силы США и Англии приступили к осуществлению программы стандартизации вооружений, Сталин сказал, что он не возражает против укрепления англо-американского союза, если только тот не направлен против СССР. На вопрос Монтгомери, не желал бы Сталин создать «военный союз между Британией и Россией», он ответил положительно. Правда, Сталин сказал, что не хочет быть понятым таким образом, что он просит Монтгомери передать правительству Великобритании такое предложение, а Монтгомери тут же заметил, что не имеет таких полномочий для передачи таких предложений. И все же, судя по мемуарам Монтгомери, Сталин сказал, что он не будет возражать, если фельдмаршал передаст кому он захочет, что «он (Сталин) приветствовал бы военный союз с Британией и считал бы его необходимым. Он повторил это заявление дважды, и мне показалось, что он очень хотел, чтобы я его правильно понял».

Во время обеда, устроенного в честь Монтгомери, Сталин постоянно напоминал фельдмаршалу, что «мы – военные люди», которые могут решать проблемы сотрудничества лучше политиков, с чем Монтгомери соглашался. Сталин положительно расценил назначение ряда военных за рубежом на ответственные гражданские должности, сославшись на пример генерала Маршалла, занявшего пост государственного секретаря США. В заключение встречи Монтгомери, который, как и Дуайт Эйзенхауэр, был награжден орденом «Победа», нарядился в подаренную им Василевским парадную форму Маршала Советского Союза и сфотографировался со Сталиным, отдавая ему честь как Генералиссимусу Советского Союза.

Как и на многих государственных деятелей, на Монтгомери Сталин произвел самое приятное впечатление. В своих мемуарах он писал: «Сталин был интересной личностью. У него острое чувство юмора. Он гостеприимный хозяин и вежлив по отношению к своим гостям. Я заметил, что он сдержан в отношении еды и питья, и у меня сложилось впечатление, что он на диете. Чувствовался его возраст… Мне показалось, что с тех пор, как я его увидел в первый раз в Потсдаме в июле 1945 г, он как-то уменьшился в размерах и похудел. Казалось и то, что он не так твердо держался на ногах. За обедом он говорил мало, но он быстро подхватывал разговор, если вы его начинали».