Иосиф Сталин. Начало

Это была знаменитая княгиня Долли, принцесса Дарья Лейхтенбергская-Богарне, правнучка Николая I, праправнучка императрицы Жозефины и внучка пасынка Наполеона Евгения Богарне. Дело в том, что Мария, любимая дочь палача декабристов Николая I («Николая Палкина», как мы его именовали), вышла замуж за внука Жозефины герцога Лейхтенбергского. Их сын Евгений и был отцом нашей Долли. Ее нянчил царь Александр II. Но Александр III очень не любил ее. «Она похожа на своего развратного деда Макса Лейхтенбергского и поганит, как и он, свое тело», — говорил примерный семьянин, когда ему докладывали о бесконечных романах Долли. После революции она благополучно проживала за границей, где мы с ней и встретились.

Но началось наше с ней знакомство драматично. В одном из модных берлинских кафе я ждал своего связного. И тогда ко мне за столик подсела она.

— Это вы князь Д.?

— Именно так, сударыня.

— Мне много рассказывала о вас великая княгиня Мария Павловна. Я так обрадовалась ее рассказу… Я живу в Австрии. Но как только узнала, что вы в Берлине, тотчас поспешила сюда. Дело в том, князь, что я с вами однажды переспала. Неужто запамятовали? — Она с усмешкой смотрела на меня. Я промолчал. Она продолжала: — Надо вам сказать, что настоящий князь Д. был прелесть. Мы встретились в Тифлисе. Я жила тогда в дядином дворце. Если вы еще помните, дядя был наместник на Кавказе — великий князь Михаил Николаевич. Я переспала с князем Д. в первый же день нашего знакомства, так он был хорош. Помню, ради меня тот, настоящий князь Д., пропустил дежурство во дворце. И великий князь должен был его наказать, но, узнав про нашу связь, сказал: «Бедняга! Он и без того ужасно наказан!» — И она расхохоталась: — Каково?

— Остроумно, — заметил я, переживая не самые лучшие минуты.

— Итак. Я могу вас выдать, и, скорее всего, вас расстреляют… Могу, наоборот, подтвердить, что он — это вы. Чем сильно облегчу вашу жизнь… Я догадываюсь, что вы предпочли бы второе?

Я вздохнул.

— Но «второе» нужно заработать. Для начала расскажите, кто вы. Только всю правду. Иначе…

И я рассказал, ума хватило, точнее, интуиции.

— Замечательно! Я ведь знала Ленина через Инессу Арманд… Она божественна. Но, к сожалению, ограниченна — любит только мужчин… Итак, я хочу вернуться в Россию. Что делать, видимо, тоскую. И кроме того, меня бешено интересует ваш эксперимент…

Короче, она стала работать на нас. Или нас дурачила. Я так никогда не смог до конца ее понять. Одно точно: она и вправду безумно хотела снова жить в России, и я это устроил.

Я обратился к Ильичу. Ее впустили по его личному разрешению.

Считалось, что гражданка Дарья Лейхтенберг приехала в СССР по линии австрийского Красного Креста и осталась у нас, полюбив и приняв нашу Революцию. Особых услуг она нам не оказала, кроме той, первой, когда не погубила меня. Иногда она полезно консультировала ОГПУ, помогая будущим нашим сотрудникам осваивать светские манеры, особенно во время операции «Трест», о которой еще расскажу. Когда наша голодная страшная жизнь становилась невыносима, ей давали возможность уезжать за границу. Как бы в отпуск. Так, летом 1921 года она ездила в Финляндию и жила в доме барона Маннергейма. Кажется, с этим кавалергардом у нее тоже что-то когда-то было. Знаю, что через Маннергейма она помогла получить гражданство Вырубовой, бежавшей в Финляндию (финны долго не давали той гражданство). Однако, побыв за границей, Долли всегда возвращалась, как она говорила, «в немытую уже в буквальном смысле» Россию.

В квартире Долли я и встретил Н.

Н. была высокой молодой женщиной с прекрасной фигурой, некрасивым лицом и огромными глазами. Сочиняла стихи, на самые простые вопросы не могла ответить просто.

Я:

— Как мне вас звать? Здесь вас все зовут по имени… Когда с человеком мало знаком, следует по имени и отчеству.

Она:

— Зачем? Отчество — это самооборона, ограда от фамильярности. Зовите меня, как вам удобнее, приятнее.

— Тогда по имени.

В тот вечер она читала стихи о принце Лозене — любовнике Антуанетты, гильотинированном революцией. С усмешкой спросила меня:

— Вы, вероятно, не знаете, кто такой Лозен?

Долли возразила:

— Он знает. Он особенный, очень начитанный коммунист из приличной семьи.

И Н. начала читать, яростно глядя на меня. Когда она закончила, Долли аплодировала.

Я:

— Наверное, радостно читать монолог принца Лозена в лицо коммунисту?

Н.:

— Жаль, что в лицо вам, а не Ленину…

Я пошел ее провожать. Взял под руку. Она сказала:

— Вы очень хотите меня погубить? Женщина-поэт, встречая мужчину, бросает писать стихи и начинает целоваться… Поэт-женщина, встречая мужчину, продолжает писать стихи, но тоже начинает целоваться. — Помолчала и опять глаза-омуты — на меня. — Что вам нравится во мне?

— Ваши глаза. И ваши стихи.

— Будьте проще: длинные ноги, высокая грудь, тело… Но тело, порой — постоялый двор, где побывали многие. Постоялый двор, иногда превращающийся в колыбель.