Перед нами в 1938 году уже не отец, а Вождь и Учитель, даже для дочери, даже для младшего сына. Он хотел оставить Василию и своим потомкам в назидание пример того, как именно Вождь работал с книгой. Как должно эту книгу понимать, как «отделить в ней главное от второстепенного» (любимое выражение кремлевского философа!). Отец народов, гениальный Вождь и Учитель, легендарно бдящий по ночам в своем кремлевском кабинете и думающий обо всем человечестве сразу, не поленился расчертить подарок Василию – книгу в триста страниц до самого конца, постепенно теряя представление о смысле задуманного. Чрезвычайно занятый государственный муж, видимо, затратил не один час своего драгоценного времени, разрисовывая различными карандашами текст, обводя кружками даты, которые, как он считал, надо сыну запомнить (так он делал всегда и для себя). Выделял тем же красным карандашом номера пунктов в выводах. Такие номера он особенно любил ставить как в своих рукописях и книгах, так и в опубликованных текстах других авторов. Эта любовь к пунктам придавала его речам и письму особую дидактическую убедительность, а мыслям, даже самым плоским, осязаемую весомость.
В этом странноватом рисовании видно и другое. Он заранее как бы предвосхищал «академические» издания своих произведений. К этому времени он терпеливо проработал много похожих печатных изданий – подготовительных и черновых трудов Ленина, Маркса и Энгельса. В них графическим образом передавались различного рода рукописные пометы на полях или в самом тексте книг и рукописей. И вот профессиональный редактор дал полную волю своему неодолимому пристрастию. Его привычка выправлять, редактировать и корректировать написанное и напечатанное была так же органична, как стремление к безраздельному господству, к интеллектуальному первенству или к «учительству». В сущности, и его политическая карьера началась как карьера редактора. Редактируя различные большевистские издания на Кавказе и в Центральной России, в частности и «Правду» в 1917 году, он с легкостью включился в работу Секретариата и Оргбюро ЦК после назначения на пост Генерального секретаря. Ведь Ленин и единогласно его поддержавшие члены Политбюро справедливо полагали, что Сталин как Генеральный секретарь партии возьмет на себя всю бумажную, бюрократическую, организаторскую работу в партии. А эта работа, по существу, редакторская, так как связана с подготовкой различных партийных документов, циркуляров, с перепиской и т. п. Этим они надеялись развязать себе руки для революционной, теоретической и «вождистской» работы. Преследовались и другие, чисто политические цели.
Ленин при слабеющем здоровье предполагал, что Сталин станет его доверенным лицом, будет вроде местоблюстителя при своенравном партийном ареопаге. Троцкого он первоначально устраивал, так как тот видел в Сталине преходящую фигуру на период болезни Ленина. Противников Троцкого – Каменева, Зиновьева, Бухарина и других – устраивали в Сталине его нелюбовь к Троцкому и готовность вместе с ними оттеснить партийного «чужака» с первых позиций. Отсюда постоянные разговоры о «коллективном руководстве». Они особенно усилились после смерти Ленина. (Как позже после смерти Сталина.) Но в действительности никто этого не хотел. Как известно, все просчитались. И не в последнюю очередь потому, что Сталин искренно любил «бумажную» работу, постоянно совершенствуя и стягивая на себя все нити всеобъемлющего партийно-государственного аппарата. Постепенно он стал превращаться в «человека-государство».
«Человек-государство» или «творец»