Иосиф Трумпельдор. Гехолуц. Новый путь: Биография. Воспоминания. Статьи.

Известно, что Крым в те годы был объектом массовой эмиграции из России и, в том числе, евреев. В частности, сюда прибыли такие известные деятели, члены кадетской партии как Даниил Самойлович Пасманик, а также — Максим Моисеевич Винавер, ставший министром иностранных дел в Крымском краевом правительстве С.Крыма. Здесь было много евреев эсдеков, которые бежали от большевиков... На чью политическую поддержку в реализации своего амбициозного проекта рассчитывал Трумпельдор в первую очередь — "красных", "белых", каких фракций и течений внутри этих движений?

Каково же общее место Крыма в еврейских национально-политических движениях в 20-х годах XX века? Совершенно очевидно, что не рядовое, иначе бы здесь не было еврейских колхозов, созданных на волне возвращавшихся в Палестину (и из Палестины(!) — единственный в своем роде поселок реэмигрантов Войо-Нова). Деятельность американской организации помощи евреям именно в Крыму явно осуществлялась не на пустом месте. Какую роль в этом сыграли планы Трумпельдора, разработанные всего за несколько лет до начала проектов "АРА" и "Агро-Джойнт"?

Авторы и составители этой книги искренне надеются, что в ближайшие годы тема, поднятая ими, и вопросы, порожденные очерком, найдут своих старательных и вдумчивых исследователей.

10. "Хорошо умереть за Родину!"

Эти слова Трумпельдора — последние его слова, сказанные в предсмертной агонии — стали хрестоматийными. От них так и веет неким, едва ли не античным по духу, классицизмом — и веет неслучайно. Еще в бытность свою в гимназии, а тем более, при учебе на юридическом факультете, Иосиф Трумпельдор, конечно же, учил латинские "Оды" Горация, в которых содержится этот патетизм. (Dulce et decyrum est pry patri6 mori — сладостно и почетно умереть за родину. — Гораций, "Оды", III, 2, 13-16). Мог знать и трагедию П.Корнеля "Гораций", в которой те же слова вложены в уста другого, "Старшего" Горация — основателя рода, участника войны римских первопоселенцев против тогда могущественной, а ныне всеми забытой Альба-Лонги.

Мог, и даже непременно должен был слышать подобные фразы в совершенно ином мире, в котором ему довелось побывать, — на Дальнем Востоке, во время русско-японской войны. ("Хотелось бы родиться семь раз, чтобы отдать все жизни за Японию.

Решившись умереть, я тверд духом. Ожидаю успеха и улыбаюсь, поднимаясь на борт". — Хиросэ Такео, старший лейтенант японского военно-морского флота, 1905 г.). Сперва поразившись, а потом и заразившись этим духом, многие российские солдаты совершали на фронтах той бессмысленной войны невероятные подвиги, и этому Трумпельдор был непосредственным свидетелем.

Всё это могло формироваться в его сознании годами, подспудно и не складываясь в слова. Но что мы знаем точно — так это о пребывании Трумпельдора в Артиллерийской бухте в Севастополе, месте памяти о погибшем адмирале Владимире Алексеевиче Корнилове. Сейчас в районе современной Артбухты разбита набережная Корнилова, в 2002 году поставлен монумент работы А.Л.Шеффера.¹⁶⁶ Последними словами адмирала были — "Я счастлив, что умираю за Отечество!"

Иосиф Трумпельдор, не раз провожавший в Севастополе своих соплеменников на корабли в Палестину, тоже произнес эту фразу — и тоже перед смертью. И эта фраза также стала легендарной — теперь, благодаря Трумпельдору, — уже на иврите.

А. Глубочанский. Мемориальная доска И.Трумпельдору в Симферополе

История создания

Часто бывая в Израиле по общественной работе (от крымской еврейской общины), по профессии (математическая конференция в Иерусалиме) и по работе (как координатор крымского представительства ВЕА "Сохнут"), я пришел к выводу, что в Крыму существует колоссальная проблема в сохранении памяти незаурядного человека, жившего у нас в Симферополе в 1919 году, — Иосифа Трумпельдора. В то время, как в Израиле практически в каждом населенном пункте есть улица, названная в честь И.Трумпельдора, в России, Украине, Крыму память об этом человеке — полном Георгиевском кавалере — практически не сохраняется.

Из своего детства, выпавшего на сороковые-пятидесятые годы, я помню, как во дворе моего деда Соломона Беренсона собирались старики. Играя в домино и в карты, они сразу замолкали при моем приближении.

Но однажды я услышал от них странную и неизвестную фамилию для нашей семьи — Трумпельдор. Мой дед тут же запретил мне произносить ее при чужих людях. Лишь недавно, в 2010 году, от симферопольца Бориса Теодоровича Румшицкого, внука одного из этих стариков, я узнал, что друг моего деда — Хаим Шиа Мостовой — был дружен с Иосифом Трумпельдором.