Может быть, вы думаете, что просто потому, что мы и англичане – союзники, мы забыли о том, кто они такие и кто такой Черчилль. Их хлебом не корми, только дай обмануть своих союзников… А Черчилль? Черчилль – это такой человек, который украдет у вас грошовый кошелек, едва вы отвернетесь. Да, украдет у вас грошовый кошелек. Вот Рузвельт – не такой. Он вцепится вам в руку только ради больших денег. А Черчилль сделает это ради одной копейки[368].
Джилас заметил, что Сталин в разговоре постоянно употреблял слово «Россия», даже не «Советская Россия», а просто «Россия» и совсем уж не «Советский Союз». Даже Джилас после своего первого посещения Москвы уехал на родину более чем когда-либо убежденным в сталинском величии, человечности, неповторимости.
Сталину понравилось то, что Джилас написал о нем в «Борбе», и не понравилось то, что тот позднее написал о солдатах Красной Армии и о чинимых ими в Белграде изнасилованиях и мародерстве. В особенности его оскорбили слова Джиласа, сказанные генералу Корнееву, что враги партизан сравнивали поведение советских солдат с поведением англичан, причем явно в пользу последних. Через несколько месяцев после освобождения Белграда, зимой 1944/45 года, Сталин принял югославскую делегацию, в состав которой входила тогдашняя жена Джиласа Митра Митрович.
На обеде в Кремле он подверг критике действия югославской армии, затем обрушился с критикой и на самого Джиласа:
Он эмоционально рассказывал о страданиях, перенесенных Красной Армией, об ужасах, выпавших на долю русских солдат во время вынужденных тысячекилометровых переходов через разрушенную страну. Он даже заплакал, выкрикнув: «И такую армию никто не смел оскорблять, кроме Джиласа! Джиласа, от которого я меньше всего ожидал чего-нибудь подобного, от человека, которого я так тепло принимал.
А армия не жалела крови ради вас! Может быть, Джилас, который сам является писателем, не знает, что такое человеческое страдание и человеческое сердце? Неужели он не понимает, что если солдат, прошедший тысячи километров среди крови, огня и смерти, и побалуется с женщиной или возьмет себе что-нибудь – это пустяк?[369]
Сталин провозгласил еще новые тосты, снова прослезился, после чего поцеловал жену Джиласа, подтверждая тем самым свою любовь к сербскому народу, и вслух громко выразил надежду на то, что этот его жест не повлечет за собой обвинений в изнасиловании.
Когда в марте 1945 года сам Джилас вместе с Тито снова приехал в Москву, ему пришлось пережить новые нападки со стороны Сталина. На банкете в честь заключения советско-югославского договора о дружбе Сталин стал издеваться над Джиласом за то, что тот не притрагивается к спиртному.
Да он ведь совсем как немец пьет пиво! Да ведь он немец. Боже, он немец!
С этими словами Сталин протянул Джиласу фужер с водкой, настаивая на том, чтобы тот поддержал тост. Хотя Джилас не любил спиртного, фужер он принял, думая, что это будет тост за Сталина.
– Нет, нет, – сказал Сталин. – Всего лишь за Красную Армию. Что, не будешь пить за Красную Армию?
А грубые высказывания Сталина о югославских партизанах вообще привели Тито в бешенство[370].
В начале 1945 года русские направили в Белград киногруппу для съемок фильма о партизанах под названием «В горах Югославии». Хотя актеру, игравшему Тито, отводилась в фильме главная роль, в сценарии имелся некий русский герой, выступавший в роли этакого ангела-хранителя партизан. При виде уже отснятого фильма Тито «охватил гнев и стыд, когда он понял, какой второстепенной оказалась его роль как в сюжете фильма, так и в контексте истории»[371].