Читаем Иосип Броз Тито полностью

Сначала Хрущев пригласил Тито в Москву. Однако Тито, сославшись на плохое самочувствие, сказал, что сейчас прилететь не может[534]. Тогда сам Хрущев полетел к Тито на Бриони.

Во второй половине дня 2 ноября Хрущев и Маленков прибыли на самолете в югославский город Пула. Этот визит происходил в обстановке полной тайны, и советских гостей встречал и сопровождал только начальник охраны Тито генерал Жежель. У него был приказ Тито: доставить советских гостей на Бриони так, чтобы никто из посторонних не заметил их.

Сначала кортеж из нескольких машин, подпрыгивая на разбитых проселочных дорогах, доставил Хрущева и Маленкова к яхте «Подгорка». Далее путь продолжился на яхте по довольному бурному морю, под свист ветра. Когда они дошли до острова, Хрущев выглядел очень усталым, а Маленков едва держался на ногах от приступов морской болезни.

На Бриони их встретил Тито. Они обнялись и расцеловались как старые друзья. «В самолете мне было еще хуже, чем во время войны!» — пожаловался Хрущев. «А морская прогулка была еще хуже», — добавил Маленков[535].

Несмотря на усталость и наступавшую ночь, советские и югославские делегации сразу же приступили к переговорам. Вместе с Тито гостей принимали Кардель, Ранкович и посол в Москве Мичунович. Переговоры продолжались 10 часов, причем не велось никаких протоколов этой «тайной вечери».

Хрущева ждал приятный сюрприз — Тито почти без оговорок поддержал решение советского руководства о применении войск. «Надо разгромить контрреволюцию», — сказал он и начал горячо доказывать необходимость этого мероприятия[536].

Еще 31 октября была достигнута договоренность о создании нового правительства Венгрии во главе с Яношом Кадаром. План ввода советских войск в Будапешт, разработанный под руководством маршала Жукова, получил название «Вихрь».

Операция началась рано утром 4 ноября. Официально советские войска входили в город по приглашению нового правительства Кадара. Операция развивалась быстро — основные очаги сопротивления были подавлены за два-три дня, хотя отдельные бои продолжались еще почти две недели. Имре Надь и его соратники укрылись в югославском посольстве в Будапеште.

Югославы хотели вывезти Надя к себе, но в Будапеште и Москве были против этого. Там предлагали другие варианты: например, отправить Надя в Румынию. В Белграде требовали веских гарантий его безопасности. Переговоры затягивались, и Хрущев был крайне раздражен действиями Тито, считая, что тот ведет двойную игру[537].

В конце концов Янош Кадар дал письменные гарантии безопасности Имре Надя и других беженцев. Дальше произошло следующее. Вечером 22 ноября перед югославским посольством остановился автобус. В него сели Имре Надь и другие венгры, находившиеся под защитой югославов. После этого автобус поехал прямо в ставку советского командования, где югославов вежливо попросили удалиться, а автобус с Надем в сопровождении двух советских танков отбыл в неизвестном направлении[538].

Югославское правительство в своей ноте осудило венгерские действия как нарушение предварительного соглашения, однако правительство Яноша Кадара ответило, что Надь и сопровождавшие его коллеги по их просьбе были отправлены в Румынию в соответствии «с их прежними пожеланиями удалиться на территорию другой социалистической страны».

Позже Надь был снова доставлен в Венгрию, где после тайного суда повешен 16 июня 1958 года вместе с двумя другими своими соратниками. Жестокость этого приговора изумила многих. Тито направил Кадару протест. 19 декабря 1958 года Генеральная Ассамблея ООН тоже осудила казнь Надя.

Для Тито это был сильный удар — он понимал, что его попросту обманули. Он обвинял во всем Хрущева. Но многие уверены, что главную роль в казни сыграл Янош Кадар. Хрущев якобы даже звонил в Будапешт с предложением помиловать бывшего премьера, но Кадар уперся.

После подавления восстания Тито заявил, что венгерские сталинисты виноваты сами — «они посеяли ветер, а пожали бурю». Вместе с тем он указал и на ошибки правительства Имре Надя. «Если бы правительство Надя решительно выступило против анархии и убийств коммунистов реакционными элементами… может быть, ситуация развивалась бы по другому, правильному пути и, может быть, дело не дошло бы до интервенции. А что сделал Надь? Он призвал народ к оружию против советской армии и обратился к западным странам с просьбой вмешаться»[539].

«Что сейчас меньшее зло? — спрашивал Тито. — Хаос, гражданская война, контрреволюция и новая мировая война или советская интервенция? Первое — катастрофа, а второе — зло. Если мы хотим спасти социализм в Венгрии, тогда мы должны и найти в себе силы сказать это: хотя мы и против вмешательства, но советская интервенция была нужна». Он подчеркнул, что Югославия будет поддерживать правительство Кадара, несмотря на то, что советские товарищи, по словам Тито, тоже несут ответственность за то, что видели и не исправили ошибки прежнего венгерского руководства[540].

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное