Йот Эр. Том 1

Однако новый комендант оказался не менее упертым, чем Марья Васильевна. Специально, что ли, такую породу для комендантских должностей выращивают? Ни напор слушательниц, ни даже официальное мнение ячейки ВЛКСМ его не впечатлили. Пришлось подключать тяжелую артиллерию в виде Клавы Куликовой.

Клавка, даром что была младшекурсница, обладала немалым авторитетом. Крепкая, разбитная рабочая девчонка, она успела и безработицу узнать, и на фабрике поработать, и в партию вступить, и побывать в депутатах Моссовета. А с переходом в академию ее избрали парторгом учебного отделения. Сама она была москвичка, в общежитии не жила, но проблемы студентов, там обитавших, знала не понаслышке – в бытность депутатом занималась проверкой состояния общежитий и студенческой столовой в «Бауманке».

Клава появилась, излучая вокруг себя какую-то неукротимую мощь, и сразу же насела на коменданта:

– Тебе что, буква инструкции важнее или живой человек? Дочка у Аньки тихая, спокойная (что тихая – это точно, но насчет спокойной она малость приврала), никому не мешает. Соседки в ней души не чают, помогают все дружно. Понимать должен, как непросто одной-то и малышку растить, и учиться как следует. А ты, вместо поддержки, Аню куда-то на выселки отправить хочешь, где помощи никакой! – Куликова вся кипела праведным гневом, и перед этаким напором, да еще подкрепленным авторитетом партийной организации, комендант малость стушевался, однако позиций пока сдавать не собирался.

– Ты, Клавдия Владимировна, – уважительно начал он, – погоди напирать. Вот тут у меня заявление есть, как раз от студенток с этого этажа, насчет того, что от девочки шум и никакой возможности заниматься…

– Кем подписано? – оборвала его Клава.

– Вот: «Студентки комнат 26 и 28», – ответил комендант.

– Дай-ка глянуть, – Куликова протянула руку и выхватила у коменданта листок.

Несколько мгновений она вглядывалась в корявый почерк, потом протянула зловещим голосом: «Та-а-ак, понятно…», резко повернулась и исчезла за дверью. Не прошло и нескольких минут, как она появилась снова, таща за собой прямо за ухо пунцовую от смущения девчонку.

Тыча листок с заявлением чуть ли не прямо ей в нос, Клава, не сдерживая гнев, спросила:

– Твоя работа, Тамарка?

Та молчала, насупившись и еще более покраснев.

– Ты у нас дождешься! – видно было, что парторгу едва удается не перейти на повышенные тона. – Сколько ты уже ей, змея подколодная, крови попортила? Сначала шепотки тайком за спиной пускала. Потом кляузы твои пришлось разбирать насчет Анькиного морального облика. Никак остановиться не можешь?

– Да-а, – плаксивым голосом завела Тамара, – а что, неправда, что ли? Мне вон пеняли, что мужиков на женскую половину таскаю, а за Анькой табунами парни ходят – и ничего?

Куликова аж поперхнулась:

– Опять за свое! Мало тебя на бюро пропесочили? Теперь анонимки принялась строчить? Из комсомола вылететь хочешь?

– Да-а-а, – снова захныкала кляузница, – а чего это вы все с Анькой носитесь? Нечестно так, одним все, а другим ничего! – и она принялась причитать, чуть не с каждым словом повышая тон. – За дитем ее чуть не целую команду отрядили присматривать, так и вьются вокруг, не надо ли чего! Она неизвестно от кого дите прижила и зато теперь отдельную комнату себе отхватила, а мне мужика на ночь оставить нельзя, каждый раз наутро в ячейку бегут и визг поднимают! Коновалову, видите ли, тронуть не моги – комсомол нам сразу в глаза тычет, что она у нас и спортсменка великая и чуть не первая в учебе. А у нее, между прочим, в этом году с учебой похуже будет, чем у многих других! Так нет же, ее, вон, ячейка кандидатом в партию рекомендует! – Тамарка остановилась, переводя дыхание после столь бурного монолога.

Воспользовавшись этой паузой, Клава негромко проговорила, покачав головой:

– Завидуешь ты ей, что ли… Только ведь, Тамара, чужой бедой сама счастлива не будешь.

После этого разбирательства коменданту, в конце концов, пришлось отступить. Аня осталась в общежитии рядом с подружками, готовыми помочь и поддержать.

Летнюю практику Анне Коноваловой разрешили провести на одной из московских строек, чтобы ей не пришлось везти с собой маленькую девочку в совершенно неустроенные места. За практикой подоспело и время краткого отпуска. Как ни сокрушалась Аня, что муж не сможет повидать новорожденную дочурку, но от поездки в Ташкент она отказалась. Шутка ли – малышку, которой и четырех месяцев еще не стукнуло, тащить несколько дней на поезде через иссушенные пустыни, по страшной среднеазиатской жаре, в раскаленном палящим солнцем вагоне! Яков тоже приехать не мог – свой отпуск он уже отгулял в марте месяце, сумев лишь полюбоваться на ее большой живот – плод их совместных усилий летом 1931 года, в предыдущий отпуск.