Йот Эр. Том 1

Но вот, наконец, все хлопоты остались позади, и 24 июня 1945 года колонна Войска Польского в составе сводного полка 1-го Белорусского фронта вышла на парад. Генерал бригады Якуб Речницкий во второй шеренге, вслед за Главнокомандующим Михалом Жимерским, начальником Главного штаба Владиславом Корчицем и его заместителем Яном Роткевичем, прошел церемониальным маршем по брусчатке Красной площади, лихо печатая шаг. А потом была вошедшая в историю дробь барабанов, под которую к подножию Мавзолея швыряли сотни штандартов разгромленных частей и соединений гитлеровцев. С хмурого неба моросил дождичек, но никого это не смущало – ни участников парада, ни москвичей, высыпавших на улицы.

Визит Якуба к своему второму начальству обернулся неожиданной стороной. После того как было покончено с утомительной процедурой составления письменных отчетов, Речницкий снова поднял вопрос о разрешении связи с семьей. Генерал, имени которого Якуб так и не узнал (тот не счел нужным вообще хоть как-либо представляться), услышав этот вопрос, искренне удивился:

– Как, разве вам не передали? Давно уже можно! – и, видя неподдельное огорчение, если не сказать резче, на лице своего сотрудника, торопливо добавил: – Вот что, оформляйте отпуск в Наркомате обороны и поезжайте сами к семье!

И вот шестого июля 1945 года генерал-майор Речницкий прибыл в Ташкент. Первым делом он бросился к своему дому на улице Кафанова.

– Ну, здравствуйте! – крикнул он с порога. – Заждались?

Ответом ему было молчание. Лишь когда его глаза, после яркого июльского солнца, привыкли к полумраку комнаты, он разглядел лежащее на одной из кроватей неподвижное тело. Не помня себя, он бросился к постели, сразу узнав в изможденной девочке, лежавшей перед ним, свою повзрослевшую дочь.

– Нина… – прошептал он пересохшим от волнения голосом.

Девочка шевельнулась, веки ее дрогнули, глаза приоткрылись. «Слава богу, жива!»

Генералу не один раз приходилось за время своей фронтовой жизни сталкиваться с последствиями недоедания, и он сразу сообразил, в чем дело. Торопливо обняв и поцеловав дочку, он исчез, и Нина некоторое время недоумевала, не привиделось ли ей появление отца в мундире с генеральскими погонами в голодном бреду? Но меньше чем через час отец вернулся в сопровождении пожилой медсестры из окружного военного госпиталя, которая сразу стала делать девочке какие-то уколы.

Последние несколько дней Нина почти не вставала с постели и ничего не ела. Совсем. Организм отказывался принимать пищу, и когда девочка, вопреки полному отсутствию аппетита, все же пыталась заставить себя съесть что-нибудь, ее начинало неудержимо рвать. Соседи ничем не могли помочь – ну что тут сделаешь, если даже от жиденького супчика сразу выворачивает?

Сегодня же, после уколов, девочка чуть порозовела и вскоре задремала. Хлопотавшая вокруг нее медсестра, сухонькая седовласая женщина, убедившись, что девочка заснула, тут же переменилась в лице и фурией зашипела на генерала:

– Ты куда смотрел, поганец? Девчонку чуть до смерти не довел! Сам генеральский паек жрешь, кол тебе в глотку, а на семью почему не оформил?!

Яков посерел лицом, стиснул зубы и молчал.

– Молчишь? Сказать нечего? – медсестра разъярялась все сильнее. – Мы ей тут помогали, чем могли…

– Стой, стой! – воскликнул Речницкий. – Так она что, у вас в госпитале работала?

– А ты и не знал? – едко глянула на него медсестра.

Не отвечая на саркастический вопрос, Яков продолжал:

– Так у вас же там и паек госпитальный, и лекарств до хрена! Как же вы ее до такого довели?

Женщина немного стушевалась и начала оправдываться:

– Еды-то ей хватало, пусть и не от пуза, но совсем голодной не была. Так ведь девчонке в ее возрасте расти надо, мясо, печенку, молоко, творог, яйца лопать. А где их возьмешь-то? Витамины у нас на строгом учете. Спасибо скажи, что для матери ей морфин ухитрялись списывать! Лев Арнольдович, пока жив был, царствие ему небесное, – и медсестра перекрестилась, – даже витамины ей колол. Его тронуть никто не посмел бы, хирург от бога…

– Не кричите на папу… – вдруг ворвался в перепалку тихий голосок.

Яков и медсестра дружно обернулись. Держась за стенку, недалеко от них стояла Нина.

– Папа не виноват… Вы же знаете… Он без вести пропал…

Медсестра прикусила язык, припомнив, что девочка рассказывала о своем отце. Она знала, что такое – «пропал без вести». В лучшем случае – мотается в беспамятстве по госпиталям, а документы где-то потерялись, а в худшем – либо погиб, либо к фашистам в плен попал. И не всегда можно понять, что страшнее. Пожилая женщина немного остыла и ласково проговорила:

– Ниночка, иди приляг. Тебе вставать еще рано, – и продолжила, перейдя на деловой тон и обращаясь уже к Речницкому: – Есть она пока не может. Так что надо ей будет глюкозу вводить. Но сразу много – опасно. В таких случаях положено капельницу ставить. В госпитале все койки заняты, так я уж лучше сюда капельницу притащу, ладно?