Йот Эр. Том 1

– Ни к чему это, – заявил он. – Тебе учиться надо. Да и нашим делам это может помешать.

– Ага! Значит, запереться в интернате и никуда нос не высовывать? – съязвила Нина. – Сам же говорил, что мне среди поляков надо осваиваться. А как я освоюсь, если в интернате одни наши?

Отец задумался.

– Ладно, – проговорил он после долгой паузы, – не будем рубить сплеча. Давай-ка я для начала с этим Романом побеседую.

Вернувшись в гостиницу Министерства национальной обороны после беседы с глазу на глаз с Ромкой, генерал бригады свое мнение переменил:

– А этот твой жиденыш оказался крепким парнем…

– Все никак свои антисемитские замашки не бросишь? – сердито отреагировала Нина. – У самого полно друзей-евреев, а все дурью маешься. Может ты и сам из них, только признаваться не хочешь? – саркастически заметила она.

– Я бело’ус! – в гневе воскликнул генерал. С момента поступления в Войско Польское он начал открещиваться от своего польского происхождения – вероятно, вся его судьба заставляла не слишком радоваться факту родства с польской шляхтой и он при случае предпочитал выпятить свои белорусские корни. А вот когда он сильно волновался, то начинал немилосердно картавить.

– Вот-вот, а я о чем? – продолжала издеваться дочка. – Ну, как же? Якуб Речницкий – вполне подходяще.

– Я тебя выпо’ю! – закричал Якуб.

– Чем? ’емнем? – передразнила его произношение Нина. И тут же, чтобы уберечься от нешуточного генеральского гнева, выскочила из комнаты.

Речницкого, конечно, можно было вывести из себя, однако и самообладанию у него тоже можно было поучиться:

– Вернись! – спокойным командирским голосом произнес он вслед убегающей дочке.

Почувствовав изменение тона, она остановилась и с некоторой опаской повернула обратно.

– Придержи язык и слушай. Твоего Романа я проверил по нашим каналам. Ты в курсе, что он родственник известного польского революционера Феликса Кона?

Нина помотала головой.

– Но дело даже не в этом. Парень битый, с боевым опытом, и, главное, голова у него соображает хорошо. Поэтому потереться рядом с ним тебе будет небесполезно, да и дополнительный канал информации пригодится. При случае же их боевку можно использовать как прикрытие. Поэтому, черт с тобой, – вступай! – смилостивился Якуб. – Но учти: я всегда должен знать, где ты находишься. Когда меня нет – ставь в известность Владислава Леонардовича. И по первому моему сигналу ты должна оказаться в моем распоряжении. Уяснила?

– Tak jest! – обрадовано откозыряла Нина двумя пальцами на польский манер.

– Вот чудо мне досталось! – уже беззлобно высказался генерал. – Сколько раз тебе говорить: к пустой голове руку не прикладывают! – и тихо добавил: – Эх, была бы ты парнем…

8. Интернат

Русская школа-интернат располагалась в районе, который не слишком пострадал от военных действий, а посему там находилось немало совершенно целых зданий. Вот и в школе в некоторых окнах даже сохранились старые беленькие оконные рамы со ставнями-жалюзи из темного дерева. В остальных же оконных проемах красовались свежие рамы, так же выкрашенные белой краской – но уже без всяких жалюзи. Сама школа представляла собой типичное здание конца девятнадцатого – первой четверти двадцатого века: каждый этаж разделяли декоративные карнизы, стены были отделаны рустом, окна имели небольшое закругление в верхней части, а под окнами вторых и третьих этажей виднелись небольшие прямоугольные ниши. Обширный двор школы был засажен деревьями и кустарниками, а кое-где на стенах здания со стороны двора уцелели плети дикого винограда.

В интернате Нина перезнакомилась с массой школьников. Оказалось, что там учатся не только дети офицеров, переведенных на службу в Войско Польское, но и дети некоторых офицеров, служивших в Восточной Германии, и даже нашелся один мальчишка, – назовем его Вилькой, – у которого отец был начальником политуправления в одном из наших, граничивших с Польшей, военных округов. С этим школьником, на год младше Нины, у нее сразу установились неприязненные отношения. Девочка не раз замечала за ним попытки унижать и избивать тех, кто помладше и послабее. Такого Нина никому не спускала, поэтому Вильке от нее не раз изрядно перепадало по шее. Не любили его и другие ребята – за то, что он постоянно пытался прикрывать свои похождения враньем и жалобами учителям.

Ее близкими подругами стали две девчонки немного старше ее – Люся Хвалей и Томка Купша. Их отцы служили в Войске Польском. Полковник Станислав Купша совсем недавно стал командиром 2-й дивизии пехоты и был довольно хорошо знаком с генералом Речницким.

Судьбы этих двух девочек были схожи. Во время войны обе они оказались на оккупированной территории и попали в немецкие бордели. Нине врезалось в память тело Люси Хвалей в шрамах от колотых и резаных ран и ожогах от сигарет, которые тушили о девочку «клиенты», – в офицерском борделе, куда она попала, зверствовали гораздо больше, чем в солдатском, где очутилась Тамара Купша. А Люся позднее, в 50-е годы, умерла от последствий сифилиса, вылеченного, но уже успевшего нанести непоправимый вред организму.