– Значит, без предупреждения, без покаяния, без священника, который примет вашу исповедь… но вы были готовы! И так же безгрешны и чисты, как Дева Мария. Потому и попали прямиком на Небеса. Вы наверняка святой. – Подумав, она добавила: – Именно так я и решила, увидев ваш наряд, потому что только святые, особенно мученики, попадают сюда в той же одежде, которую носили на Земле. – Она смущенно потупилась. – Не сочтите за навязчивость, но, прошу вас, благословите меня!
– Сестра, я не святой.
– Вы отказываете мне в благословении?
(Господи Иисусе! Ну почему со мной всегда происходят такие истории!)
– Вы желаете получить мое благословление, хотя я вам ясно сказал, что, насколько мне известно, я вовсе не святой?
– Соблаговолите… святой отец.
– Хорошо же. Чуть-чуть повернитесь ко мне, слегка наклоните голову…
Вместо этого она упала передо мной на колени. Я положил ей руку на голову.
– В силу своих полномочий рукоположенного священника истинной кафолической церкви Иисуса Христа, Сына Бога Отца, и волею Святого Духа, я благословляю сестру нашу во Христе. Да будет так.
Вдруг я услышал возгласы «Аминь!» – зрителей тут хватало. Мне стало очень неловко. Я вовсе не уверен, что имею право раздавать благословения на Небесах. Но милая женщина попросила ее благословить, и я не мог ей отказать.
Она взглянула на меня со слезами на глазах:
– Я знала! Я так и знала!
– Что вы знали?
– Что вы святой. Вот, и он у вас есть!
Я хотел спросить: «Что у меня есть?» – и тут случилось небольшое чудо. Внезапно я четко увидел себя со стороны: мятые, грязные штаны хаки, рубашка из армейских запасов, насквозь пропотевшая под мышками, оттопыренный левый нагрудный карман, где лежала бритва, трехдневная щетина на щеках, всклокоченные волосы, которые не мешало бы постричь… и парящий над головой лучезарный нимб размером с раковину для мытья посуды.
– Встаньте с колен, – сказал я. – Не будем привлекать к себе внимание.
– Хорошо, святой отец, – кивнула она и добавила: – Здесь, позади, вам не место.
– Предоставьте мне судить об этом самому, дочь моя. А теперь расскажите мне о себе.
Пока она усаживалась, я огляделся. И случайно поймал взгляд ангела, одиноко сидящего впереди. Он(а) сделал(а) мне знак подойти. Однако я достаточно долго терпел ангельское нахальство и сначала просто проигнорировал его (ее) жест. Но другие заметили, хотя тоже притворились, что не видели, а моя исполненная почтения спутница прошептала:
– О святой, вон тот ангел хочет с вами поговорить.
Я сдался – отчасти потому, что так было проще, отчасти потому, что мне самому хотелось спросить его (ее) кое о чем. Я встал и прошел вперед.
– Я вам нужен?
– Да. Вам известны правила. Ангелы впереди, Божии твари сзади, святые – в середине. Садясь сзади с простыми тварями Божиими, вы прививаете им дурные манеры. Как можно рассчитывать на соблюдение привилегий, дарованных святым, если вы игнорируете протокол. Чтоб больше этого не было!
Я подумал о нескольких возможных ответах, но все они были весьма далеки от божественности. Вместо этого я сказал:
– А можно задать вам вопрос?
– Да.
– Как долго ехать до Реки, текущей от Престола?
– А зачем вы об этом спрашиваете? Перед вами целая вечность.
– То есть ответ вам неизвестен? Или вы просто не желаете отвечать?
– Идите и садитесь на надлежащее место. Немедленно!
Я попробовал найти место в задних рядах. Однако мои собратья, твари Божии, расселись так, что не оставили мне ни единого свободного местечка. Никто не сказал ни слова, но все старались не встречаться с моим взглядом, и было очевидно, что никто не поддержит моего желания бросить вызов ангелу. Я вздохнул и сел в средней части – в блистательном одиночестве, ибо был в автобусе единственным святым. Если, конечно, допустить, что я святой.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем мы достигли Престола. На Небесах освещенность в течение суток не меняется, равно как не меняется и погода, а часов у меня не было. Время тянулось долго и уныло. Уныло? Да. Роскошный дворец из драгоценных камней являет собой изумительное зрелище. Десяток роскошных дворцов из драгоценных камней являют собой изумительное, неповторимое зрелище. Однако роскошные дворцы на протяжении ста миль вызывают неудержимую зевоту, а на протяжении шестисот шестидесяти миль приводят в неизбывное уныние. Я тосковал о площадках для торговли подержанными машинами, о свалках и (больше всего) о бескрайних зеленых полях и лесах.
Новый Иерусалим – город совершенной, идеальной красоты. Я готов клятвенно засвидетельствовать это. Но долгая поездка убедила меня, что и невзрачность, и уродство имеют право на существование.