Иов, или Комедия справедливости

– Вот и я не могу. Криминальных, разумеется, сколько угодно, ибо так называемые «паленые деньги» всегда перевозят наличными. Это настолько распространено, что почти во всех странах – нет, пожалуй, даже в любой стране – всякий перевод наличности в сколь-либо значительных размерах, который осуществляется без участия банков или государственных организаций, правительство считает заведомо криминальным, пока не будет доказано обратное. Если же банкноты фальшивые, то все это выглядит еще хуже. Поэтому, Маргрета, мне и нужен совет: что мне делать с деньгами? Они не мои, я не могу забрать их с корабля. По той же причине не могу и оставить. Я не вправе даже выбросить их за борт. Так что же мне с ними делать?

Мой вопрос был отнюдь не риторическим: следовало найти ответ, который не привел бы меня за тюремную решетку в наказание за преступление, совершенное Грэхемом. Пока единственное, до чего я додумался, – отправиться к высшей власти на корабле, то есть к капитану, рассказать ему о моих затруднениях и попросить взять этот несчастный миллион на хранение.

Какой вздор! Это породило бы новый поток пренеприятнейших вопросов, характер которых зависел бы от того, поверит мне капитан или нет, честен ли он или нет, и от множества других обстоятельств. Вдобавок я не предвидел никаких иных последствий от беседы с капитаном, кроме того, что меня запрут – либо в тюремную камеру, либо в сумасшедший дом.

Простейшее решение такой запутанной проблемы заключалось в том, чтобы выбросить эту дрянь за борт!

Увы, это шло вразрез с моими моральными устоями. Да, я нарушил одни заповеди и обошел другие, но в финансовых вопросах всегда был честен. Признаюсь, в последнее время мои моральные устои были уже не так прочны, как раньше, однако кража чужих денег, даже с целью уничтожения, меня не соблазняла.

Существовало и еще одно, более важное обстоятельство: кто, держа в руках миллион долларов, сможет его уничтожить? Может, вам такие люди известны, а вот мне – нет. Без всяких усилий над собой я мог передать деньги капитану, а вот выбросить был не в состоянии.

Тайком вынести на берег? Алекс, как только ты заберешь его из сейфа, это будет кража. Ты готов пожертвовать самоуважением ради миллиона долларов? А ради десяти миллионов? А ради пяти долларов?

– Ну, Маргрета?

– Алек, по-моему, решение очевидно.

– Э?

– Просто ты пытаешься решать свои проблемы не с того конца. Сначала ты должен вернуть память. Тогда ты узнаешь, зачем взял с собой деньги. И окажется, что по какой-то совершенно невинной и вполне логичной причине. – Она улыбнулась. – Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты хороший человек, Алек, ты не преступник.

Мои ощущения были весьма сумбурны: с одной стороны, я чувствовал раздражение, а с другой – гордость от столь лестной оценки моей персоны – раздражения было больше, чем гордости.

– К черту! Милая моя, я не терял память! Я не Алек Грэхем, я – Александр Хергенсхаймер. Это имя я носил всю жизнь, и память у меня в полном порядке. Знаешь, как звали мою учительницу во втором классе? Мисс Эндрюс. А как я совершил свой первый полет на воздухоплавательном корабле, когда мне было двенадцать лет? Да, я действительно явился из мира, где воздушные корабли пересекают океаны и летают даже над Северным полюсом, где Германия – монархия, где Северо-Американский Союз вот уже сто лет пожинает плоды мира и процветания, а корабль, на котором мы сейчас плывем, считался бы устаревшим и настолько скверно оборудованным и тихоходным, что никто на него не купил бы билета. Да, я просил помощи, но не психиатрической. Если ты думаешь, что я спятил, – так и скажи, и мы прекратим этот бесполезный разговор.

– Прости, я тебя рассердила.

– Моя дорогая! Ты меня не рассердила, просто я выплеснул на тебя свое беспокойство и раздражение, чего делать не следовало. Извини. Но, видишь ли, мои невзгоды вполне реальны и никуда не денутся, сколько ни тверди, что у меня проблемы с памятью. Даже если бы мне действительно отказала память, то и тогда говорить об этом не имеет смысла, ведь проблемы все равно останутся. Зря я на тебя взъелся, Маргрета, ты – единственное, что есть у меня в этом чужом и страшном мире. Прости меня.

Она встала с кровати.

– Ты ни в чем не виноват, Алек. Но продолжать разговор сегодня не стоит. А вот завтра… Завтра мы сверим отпечатки пальцев, сверим тщательно, при ярком солнечном свете. И тогда ты увидишь… Может быть, это мгновенно вернет тебе память.

– Или столь же мгновенно сокрушит твое упрямство, моя драгоценная девочка.

Она улыбнулась:

– Увидим. Завтра. А теперь пойду-ка я спать. Какой смысл повторять одни и те же доводы… и попусту расстраивать друг друга? Мне этого совсем не хочется, Алек. Ничего хорошего это не принесет.

Она повернулась и пошла к двери, даже не попросив поцеловать ее на ночь.

– Маргрета!

– Да, Алек?

– Вернись и поцелуй меня.

– А зачем, Алек? Ты же женатый человек.

– Гм… Ну, ради Бога… ведь поцелуй еще не измена.

Она грустно покачала головой: