Иов, или осмеяние справедливости. Книга 19

Я-то лично предпочитаю гавайскую хулу, которую видел, когда «Граф Цеппелин» останавливался на день в Хило по пути в Папеэте. Таитянская хула кажется мне скорее набором атлетических упражнений, нежели видом танцевального искусства. Но энергия и быстрота делают этот танец особенно впечатляющим благодаря тому, как одеты (или вернее сказать, раздеты) туземные девушки.

И это еще не все. После ряда танцевальных номеров, включающих парные танцы девушек с каждым из танцоров-мужчин, когда артисты вытворяли такие вещи, которые посрамили бы даже обитателей курятника (я все ждал, что капитан Хансен положит этому конец), вперед выступил судовой церемониймейстер и директор круиза.

— Леди и джентльмены, — возгласил он, — а также те, кто, возможно, появился на свет в результате пьянящей, но не слишком законной любви (я принужден воспользоваться правом цензуры, воспроизводя его речь)… вы все, кого можно сравнить с сеттерами, и даже те немногие, кои скорее напоминают пойнтеров, неплохо воспользовались четырьмя днями, которые наши танцоры провели на судне, и смогли добавить к своему репертуару таитянскую хулу. Сейчас вы получите шанс продемонстрировать результаты своего обучения и получить дипломы, такие же настоящие, как лалайи в Папеэте. Но вот чего вы не знаете, так это того, что на добром старом «Кнуте» есть и другие, кто занимался этим делом. Маэстро, ну-ка вдарьте!

Из комнаты, что помещалась за сценой, вышла еще дюжина танцовщиц хулы, только уже не полинезийки, а девушки кавказской расы. Одеты они были в туземные наряды — юбочки из травы и ожерелья да цветы в волосах, и больше ничего. Их кожа имела не теплый золотистый цвет, а белый; у большинства волосы были совсем светлые, а у других огненно-рыжие.

А это, знаете ли, совсем другое дело. К тому времени я уже готов был согласиться, что полинезийки в своих туземных костюмах выглядят прилично и даже скромно — в каждой стране свои обычаи. Разве праматерь Ева не выглядела целомудренно накануне грехопадения, одетая лишь в свою невинность?

Но белые девушки в одежде женщин южных морей смотрелись просто непристойно.

Впрочем, это обстоятельство не заставило меня оторвать взгляд от танцовщиц. Меня поразило то, что быстрый и сложный танец девушек ничуть не отличался (на мой непросвещенный взгляд) от танца островитянок. Я даже спросил капитана:

— Они и в самом деле научились так танцевать за четыре дня?

Он хмыкнул:

— Они практиковались во время каждого круиза — во всяком случае, те, кто работал у нас и раньше, да и остальные занимались от самого Сан-Диего.

Тут я узнал одну из танцовщиц — это была Астрид, та милая девочка, которая впустила меня в «мою» каюту, — и тогда я понял, почему у них было время и возможность практиковаться — все эти девчонки входили в состав судовой команды. Я посмотрел на нее — точнее, уставился — с интересом. Астрид поймала мой взгляд и улыбнулась. Будучи олухом и обормотом, я, вместо того чтобы улыбнуться в ответ, отвернулся и отчаянно покраснел, стараясь скрыть замешательство с помощью героического глотка из стакана, каким-то образом оказавшегося в моей руке.

Один из танцоров-канаков вихрем подлетел к строю белокожих девушек и вызвал кого-то из них для парного танца. Господи, спаси мою душу, это была Маргрета!

Я поперхнулся и долго не мог откашляться. Она представляла собой самое ослепительно прекрасное зрелище, когда-либо возникавшее перед моим взором.

«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волоса твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской…

Живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями; Два сосца твои, как два козленка, двойни серны…

Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе».[18]

Глава 4

Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда;

Но человек рождается на страдание, как искры, чтоб устремляться вверх.

Книга Иова 5, 6–7

Я медленно приходил в себя, но если бы вы знали, как мне этого не хотелось: ужасный кошмар гнался за мной по пятам. Я крепко смежил веки, чтобы не видеть света, и попробовал вернуться обратно в сон.

В голове безудержно рокотали туземные барабаны. Я попробовал изгнать их оттуда и зажал уши руками.

Барабаны забили еще громче.

Я отказался от попытки избавиться от них, открыл глаза и поднял голову. Какая ошибка! Мой желудок так бешено заурчал, что даже уши, казалось, зашевелились. Глаза отказывались на чем-то сфокусироваться, а адские барабаны раскалывали голову на части.

Наконец мне удалось заставить глаза смотреть, хотя все вокруг выглядело как в тумане. Я огляделся и обнаружил, что нахожусь в незнакомой комнате, лежу на нераскрытой кровати и раздет лишь наполовину.