Иов, или Осмеяние справедливости

— Никакого противоречия тут нет. Большинство монахинь исповедуются в грехах регулярно, и они им отпускаются. Затем, как правило, они умирают среди своих сестер, где к их услугам всегда есть духовник или капеллан. Так что им обеспечен обряд отпущения грехов, все грехи прощены, и они отправляются прямо на небеса, чистенькие, как мыло «Айвори».

А со мной было совсем иначе, — усмехнулась она, — меня за мои грехи наказали, и теперь я наслаждаюсь каждой минутой этого жестокого наказания. Я умерла девственницей в 1918 году во время пандемии гриппа. Умирали тогда массами, и очень быстро, так что, видимо, не оказалось священника, который успел бы прийти и указать мне путь на небеса. Так я и попала сюда. После первой тысячи лет обучения…

— Подожди-ка! Ты умерла в 1918 году?

— Великая эпидемия «испанки». Родилась в 1878 году, умерла же в 1918 в сорок лет. Ты, может быть, хочешь видеть меня сорокалетней? А то я могу!

— Нет, ты сейчас выглядишь отлично. Ты прекрасна.

— А то кто тебя знает. Некоторым мужчинам… тут, знаешь ли, множество таких… с эдиповым комплексом… но ни один из них не имел шансов получить это при жизни. Так вот, это один из моих самых простых методов доставлять удовольствие. Я просто тебя загипнотизирую, и ты сам сообщишь мне все необходимые данные. Затем я внешне и голосом становлюсь похожей на твою мамашу. Ну, и пахну точно так же, как она. Словом, все, все… за исключением того, что я доступна тебе в таких видах, в каких при жизни она была недоступна и другим. Я…

— Патти, моя мать мне совсем не нравилась.

— О! Неужели же это не сказалось на тебе в Судный день?

— Нет. Ведь такого в правилах нет. В Книге говорится, что ты должен чтить отца своего и мать свою. И ни единого слова о том, что ты обязан их любить. Я чтил их, как положено по протоколу. На моем столе всегда стоял ее портрет. Еженедельно писал ей письма. Звонил по телефону в день рождения. Навещал, когда позволяли мои служебные обязанности. Слушал ее вечные причитания и отвратительные сплетни о ее друзьях женского пола. Никогда ей не противоречил. Оплачивал больничные счета. Проводил до могилы. Но не плакал. Она меня не любила, и я ее не любил. Так что забудь о моей матери. Пат, я задал тебе вопрос, а ты сменила тему разговора.

— Извини, милый. Посмотри-ка лучше, что я нашла!

— И не пытайся снова уклониться от разговора. Просто подержи его в теплом кулачке, пока будешь отвечать на мой вопрос. Ты говорила о своем тысячелетнем ученичестве.

— И что же?

— Но ты же сказала, что умерла в 1918 году. Архангельская труба прозвучала в 1994-м — это я знаю. Был там. Это случилось всего лишь спустя семьдесят шесть лет после твоей смерти. Мне кажется, что труба прозвучала всего несколько дней назад, ну может, месяц, не больше. Однако я уже столкнулся кое с чем, случившимся, видимо, семь лет спустя после Судного дня. Но все же не девятьсот или почти тысяча! Я не дух, я живой во плоти. И я не Мафусаил. (Черт возьми, неужели мы с Маргретой расстались тысячу лет назад? Это же несправедливо!)

— Ох! Алек, в вечности «тысяча лет» — не какое-то конкретно определенное время. Просто эти слова означают «долго». В данном случае достаточно долго, чтобы сказать, обладаю ли я талантом и способностью к данной профессии. Так много времени потребовалось потому, что, хотя я и закоренела во грехе, и осталась такой, и почти каждый клиент возбуждает меня так, что я могу потолок пробить, в чем у тебя была возможность убедиться, но сюда я прибыла, ничего не зная о сексе. Абсолютно ничего. Однако я училась, и в конце концов сама Мария Магдалина поставила мне высшие оценки и рекомендовала меня на постоянную работу.

— Неужели она здесь?

— О, она здесь приглашенный профессор. Постоянное место ее работы на небесах.

— И чему же она там учит?

— Понятия не имею, но наверняка не тому, чему тут. Во всяком случае, я так думаю. Хм-м… Алек, она принадлежит к числу извечных великих. Она живет по своим правилам. Однако на сей раз тему меняешь ты. Я пыталась сказать тебе, что не знаю, сколько времени продолжалось мое ученье, поскольку время здесь течет так, как ты сам того хочешь. К примеру, сколько времени мы с тобой нежимся в постели?

— Хм… довольно долго. Но меньше, чем мне бы хотелось. Думаю, сейчас что-то около полуночи.

— Сейчас и есть полночь, если тебе так угодно. Хочешь, чтоб я теперь побыла сверху?

На следующее утро, когда бы оно там ни было, Пат и я позавтракали на балконе, выходившем прямо на озеро. Она надела любимый костюм Марги — облегающие и коротенькие шорты и «недоуздок», из которого чуть ли не переливалось богатство ее бюста. Не знаю, где и когда она достала эту одежду. А мои рубашка и брюки были выглажены и починены за ночь, нижнее белье и носки — выстираны; в аду, по-видимому, повсюду действуют маленькие бесенята. Кроме того, во второй половине ночи через нашу спальню можно было прогнать целое стадо гусей, и я бы не проснулся.