Иов, или Осмеяние справедливости

— Да нет, думаю, не очень. Хотя этим кусочком «Камей» мы воспользовались только один раз и он составил бы ровно половину нашего имущества, если бы его удалось разыскать, поскольку другой половиной была бы бритва. Может, ты и положил его на берег, да я его там не вижу.

— Значит, исчезло. Марга, у нас есть более неотложные дела, о которых надо позаботиться еще до того, как мы снова испачкаемся так, что нам снова понадобится мыло. Еда, одежда, место для ночлега! — Я выбрался на берег. — Обувь!!! У нас нет даже обуви. Что будем делать? Я ничего не соображаю. Была бы у меня Стена плача, я бы хоть мог оросить ее слезами.

— Успокойся, родной, успокойся.

— А ничего, что я тихонько поскулю?

Она подошла ко мне, обняла и поцеловала.

— Поскули, если хочешь, дорогой. Поскули за нас обоих. А потом будем решать, что делать.

Ну, когда Маргрета обнимает меня, я недолго остаюсь в депрессии.

— А нет ли у тебя какой-нибудь идеи? Не могу придумать ничего лучше, чем вернуться обратно на шоссе и попытаться схватить попутку… но это мне не очень по душе. По причине моего внешнего вида. Даже фигового листа и того нет. Не видела ли ты где-нибудь поблизости фиговых деревьев?

— А разве в Техасе растет инжир?

— В Техасе все растет. Ну так что будем делать?

— Вернемся к шоссе и пойдем.

— Босыми? Может быть, постоим, выставив большие пальцы? Босиком нам все равно далеко не уйти. У меня нежные подошвы.

— Они закалятся. Алек, мы должны двигаться. Хотя бы для того, чтобы поддерживать свой боевой дух. Если сдадимся — мы погибли. Я уверена.

Через десять минут мы уже медленно шли по шоссе к востоку. Но это было совсем не то шоссе, с которого мы недавно сошли. У него было четыре полосы, а не две, и с обеих сторон тянулась широкая мощеная обочина. Изгородь, ограничивавшая полосу отчуждения, представляла собой не три ряда проволоки, а стальную решетку высотой с меня. Нам было бы очень трудно добраться до шоссе, если бы не ручей. Мы снова залезли в воду и, задержав дыхание, с трудом проползли под решеткой. Мы опять вымокли (рубашки-полотенца у нас уже не было), но теплый воздух поправил дело в одну минуту.

Движение на шоссе было куда оживленней, чем на том — прежнем; как грузовое, так и то, которое показалось нам пассажирским. И шли машины фантастически быстро. Как быстро, я определить не мог, но мне казалось, что их скорость вдвое больше, чем у любого другого дорожного транспорта, который мне приходилось видеть. Может быть, они мчались так же быстро, как трансконтинентальные дирижабли.

Там были огромные машины — вероятно, грузовики, — которые выглядели скорее как товарные железнодорожные вагоны, а не как обычные грузовые машины. Они были даже длиннее вагонов. Но когда я присмотрелся, то понял, что каждый состоял практически из трех машин, соединенных вместе. К такому выводу я пришел, пытаясь сосчитать число колес. Шестнадцать на машину? И еще шесть на чем-то вроде локомотива, присобаченного спереди, итого пятьдесят четыре колеса. Разве так бывает? Эти левиафаны двигались бесшумно, если не считать свиста воздуха и шороха шин по покрытию шоссе. Мой профессор динамики был бы очень доволен.

По ближней к нам полосе шли машины меньших размеров, которые я предположительно счел легковыми, хотя внутри их никого не заметил. Там, где должны были быть окна, поверхность казалась сделанной из зеркал или полированной стали. Машины были длинные, низкие и обтекаемые, как дирижабли.

Теперь я увидел, что шоссе не одно, а два. Транспорт на той половине, что была ближе к нам, шел на восток, а на расстоянии по меньшей мере в сотню ярдов другой поток стремился на запад. Еще дальше, видимая только в промежутки между машинами, тянулась прочная стена, образуя северную границу самой широкой из всех виденных мной полос отчуждения.

Мы тащились по обочине шоссе. Я уже начал сомневаться, что нас подберет какая-нибудь попутная машина. Даже если они замечали нас (что нельзя было утверждать со всей определенностью), то как могли остановиться на такой скорости? Тем не менее каждой проезжавшей машине я показывал поднятый большой палец.

Свои сомнения я держал при себе. После того как мы прошли какое-то, казалось, бесконечное время, машина, которая только что обогнала нас, вышла из ряда, свернула на обочину, остановилась не менее чем в четверти мили от нас, а затем пошла задним ходом, причем с такой скоростью, которую я счел чрезмерной, поскольку мы тоже двигались к ней. Мы торопливо отошли подальше в сторонку.

Машина остановилась рядом с нами. Зеркальное покрытие шириной в ярд и примерно столько же в высоту отскочило наподобие подъемной двери подвала, и я сообразил, что вижу пассажирский салон. Водитель посмотрел на нас и ухмыльнулся:

— Глазам своим не верю!

Я попробовал улыбнуться в ответ.

— Я и сам не верю. Но, как видите, вот они — мы. Подвезете?

— Возможно. — Он оглядел Маргрету с головы до ног. — Погляди-ка, какая прелестная штучка! Что случилось?

— Сэр, мы потерялись, — ответила Маргрета.