— Ну, в общем, мне запретили с ним встречаться. Едва ли не за ручку в школу отводили. Гулять не пускали. Шантажировали. Типа если я с Сашкой встречусь еще хоть раз, отец наймет каратистов и они моего милого инвалидом сделают. Страшно. Очень страшно, Пашка! А ведь я дня без него представить не могла. Как мы гоняли на его харлее! Ветер нам был братом… И я никогда не боялась, что мы упадем. Доверяла безгранично и Сашке и его байку, с которым он общался даже не "на ты". Этот зверь-машина был частью его самого. Такой же красивый, сильный, с характером. Я любила их обоих. После того скандала мы с Сашкой виделись всего два раза. Первый — когда он приехал и внаглую украл меня прямо с уроков. Я была счастливая до опупения. Целый день гоняли с ним по пригородным дорогам, а к вечеру он привез меня к реке и поставил палатку. Это было похоже на чудо… Сашка все продумал. Он взял одеяла, консервы, даже вонючку от комаров. Мы всю ночь сидели у костра и говорили, говорили. Мы же не виделись почти месяц. А под утро легли спать. Впервые вместе, в обнимку… И просто спали до полудня. Это была самая моя счастливая ночь. Второй раз я увидела его уже мертвым. Не понимаю, как такое с ним могло случиться… Он был ас. Водил как бог. Мне о его смерти по телефону один общий знакомый сказал. Я даже не плакала. И даже не сказала ничего родителям, молча поехала на похороны. Он был такой чужой там… Ненастоящий. Пустая оболочка. Я посмотрела и ушла. Даже не знаю, где его могила.
Она замолчала. Подобрала с земли прутик и стала чертить у ног узоры. Я не мог понять, что с ней. Вроде не плачет. Лицо без эмоций. Наконец она оторвала глаза от черточек в пыли и посмотрела на меня долгим, каким-то очень старым взглядом:
— Ты, Пашка, теперь все знаешь. Я рассказала. И больше никогда мы о нем не будем говорить.
Ежик резко встала и, отбросив прутик, улыбнулась. Это была странная, но хорошая улыбка.
— Мы с тобой живые. Давай жить!
Я пошел следом за ней, так ничего и не сказав.
Мертвые к мертвым. Живые к живым. Тут она права. Мы будем жить. И пока живы — это солнце, это лето и Старый город — для нас.
Конец июля
Ежикиного переезда я не застал. Как раз был в командировке. Отправили на две недели в местную тьмуторкань. Я мер со скуки, собирал необходимые документы и мечтал о скорейшем отъезде. Так что великое событие свершилось без меня. Наверное, это звучит глупо, но я расстроился. Ежик давно поговаривала о переселении, но все это были лишь расплывчатые планы, и я никак не мог предположить, что они так стремительно реализуются.
В тот же день, когда я вернулся, она позвонила мне и, смеясь, сказала, что является теперь абсолютно свободным человеком. Пока я хлопал глазами, пытаясь понять, что бы это значило, Ежик велела мне найти "хоть обгрызенный клочок бумажки" и записать ее новый адрес. Тогда-то я наконец сообразил, в чем причина непонятного веселья. И огорчился, так как давно имел определенные планы на этот сложный период в ее жизни. Но былое не воротишь. Осталось лишь смириться и поехать в гости.
По дороге я попал в жуткую пробку. Машины окружили мой автобус со всех сторон, и не было никакой возможности даже выйти наружу. Водилы без конца сигналили, пассажиры матерились, а я чувствовал, что судьба вновь смеется надо мной. Так всегда, стоит лишь мне куда-нибудь поспешить, и непременно возникнет пробка, сломается машина или не будет денег на проезд. И чем сильнее желание достичь цели, тем больше вероятность застревания.
Стоя в душной толпе обозленных человеков, я, как и все, томился ожиданием, но при этом без конца хвалил себя за предусмотрительность. Ведь хватило все-таки интуиции не позвонить Анне, сообщая о своем приезде. А то бы она тоже сейчас ждала меня, расстраивалась и злилась. А потом бы сказала, что настоящий мужчина непременно находит выход из любой ситуации, тем более из такой пустяковой, как пробка на дороге. Одним словом, я был несказанно рад своей «сообразительности». Хотя на самом деле мне просто до такой степени не терпелось ее увидеть, что я решил не отвлекаться на предупредительный звонок. После Ежикиного сообщения успел только помыться и переодеться, а потом рванул на остановку. Как выяснилось, вся эта спешка была совершенно напрасна.
Время шло.
Через полчаса я понял, что больше так не могу. Слева кто-то громко хаял правительство, водилу, и весь этот мир. Справа хныкал ребенок. Спереди и сзади старались отвоевать побольше места и встать поудобней, что едва ли представлялось возможным. Верещали мобильные телефоны, раздраженные люди что-то гневно в них кричали. Я закрыл глаза и представил море… Чайки над сверкающей водной рябью, парус вдали, свежий легкий ветерок…
— Эй! Ты чего, пьяный?! Куда напираешь? Стой прямо, нахал!
Я не сразу понял, что это ко мне обращаются. А когда понял, вдруг так разозлился, едва не плюнул прямо в визгливую физиономию. Мерзкая баба.
Сдержался.
Вздохнул.
Вот Ежик — это да. Она бы смогла поставить скандалистку на место. Да так, что не подкопаешься. Она умеет. Небрежно так бросит пару слов, и любой хам своим же ядом сам давится.