Ипатия

Только на восьмой день, когда благодаря прекрасному северному ветру остались позади берега Крита, поездка стала однообразной, и молодые люди начали искать развлечений. Кроме них, на борту находились только два купца и молодой александрийский священник, с самого дня отъезда старавшийся быть рядом с ними. Очевидно, он нашел время удобным для знакомства и теплым вечером, когда друзья молча и вяло полулежали на палубе, попытался завязать с ними оживленную беседу. Так как ни один из четырех не стал скрывать своих убеждений, то священник – писец архиепископского дворца – скоро убедился, что имеет дело-с четырьмя противниками официальной церкви. Он попробовал больше по привычке спасти заблудшие души благочестивыми увещеваниями и рассказами о чудесах, которых он якобы был свидетелем. Четыре друга забавлялись его стараниями, пока оратор не заметил своей глупости и обиженно отступил. Однако он сумел возбудить любопытство своих слушателей, так как между проклятиями, совсем не напоминавшими нагорную проповедь, он то и дело произносил имя Ипатии и казался прекрасно осведомленным о внутренней жизни Академии и борьбе с Серапеумом.

Корабль был еще в ста морских милях от Александрийского маяка, когда однажды, около полуночи, Вольф, напрасно пытавшийся заснуть в своей душной каюте, вышел на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Он встретился там со священником, нетерпеливо шагавшим взад и вперед, который никак не мог дождаться конца поездки. Сначала они обменялись короткими приветствиями и несколькими незначительными замечаниями, но скоро облокотились рядом о борт и заговорили о важных вещах, о политике и дороговизне, и, наконец, опять об Александрийской церкви. Вольф попросил уважаемого собеседника рассказать о Серапеуме, поскольку его дом находился по соседству с последним и судьба всей этой местности ему не была без различна.

Во время своей первой попытки сближения с молодыми людьми, священник дал понять, что он едет с секретным поручением и в Афинах получил последние известия с родины. Он должен был знать больше остальных. Теперь он ни словом не обмолвился о своем служебном положении, но был готов дать любую справку. И Вольф не смог понять, от тщеславия или злобы сделался вдруг так словоохотлив молодой проповедник.

Что бы там ни говорили о массе язычников египтян, греков и иудеев – Александрия все-таки христианский город Римской империи. В ее окрестностях монахов больше, чем где бы то ни было на всем свете. Несмотря на это, императорское правительство равнодушно к защите христианской веры. Его высочеству наместнику время от времени, кратко или нет приходится напоминать о том, что он христианин. Его высочество любит греческое язычество чисто эстетической, но тем не менее опасной любовью. Даже к богатым александрийским евреям он относится с симпатией. Эта равнодушная позиция правительства страны виновата в том, что Константинополь относится так консервативно к Академии, оставляет старых языческих профессоров на их кафедрах и даже назначает профессором дочь Теона или дьявола, крестницу наказанного Богом Юлиана.

– Видите ли, мой друг, другие язычники довольствуются, по крайней мере, своей математикой или ботаникой. Это нехорошо, но все же может быть терпимо. Эта же созданная адом женщина не соглашается замкнуться в своей специальности. В аудитории и в обществе осмеливается она не только преподавать греческую натуру и философию, но даже оспаривать святые заветы нашей веры. Подумайте только! Каждая христианка в общине должна молчать, ибо Бог предназначил ей пребывать в молчании. А этой женщине дают возможность говорить, несмотря на то, что острым умом снабдил ее сам дьявол, так как Бог создал женщину глупой. Подумайте только! Ну, ничего, мы еще справимся с ней. До сих пор, однако, из Константинополя приходит только эхо наместниковского дворца; в интересах города и из уважения к науке следует сохранять традиции Академии. А нам отдали только старый, переживший самого себя Серапеум, где сохранялась иероглифическая мудрость египтян. Она не была нам опасна, ее можно было бы уничтожить давным-давно. Пожалуй, только для практики было полезно разрушить одно такое языческое гнездо.

– Так оно уничтожено? Уничтожено, как и старые гробницы? А ведь Серапеум считается красивейшим зданием на всем побережье Средиземного моря!

– Считается.

– Сам я не могу судить, – сказал Вольф печально. – Я с детства привык к нему так же, как к синему небу.