Конечно всё это можно было бы пережить – послать Гену на фиг и продолжить заниматься с Оксаной. Если бы не одно «но». Ипатов отчётливо осознавал, что от Гены его разум туманится, и его уносит прямиком в радужные дали. Он вспоминал, как Гена стоял с ним рядом, совсем близко, возле машины, как сидел около него на диванчике в тренерской, вспоминал его низкий бархатный голос, и по коже бежали мурашки, по телу разливалось томление, и хотелось снова и снова оказываться в непосредственной близости от этого человека. Это было плохо. Совсем плохо. Ипатов с ужасом понял, что начинает влюбляться.
Он скинул на пол плед, вскочил и забегал по комнате.
«Этого нельзя допустить! Безответная любовь мою жизнь точно не украсит. Надо прекратить всё, и как можно быстрее. Плевать на абонемент, но в этот клуб я точно больше ни ногой, и значит не буду видеться с Геной. А раз не буду видеться, то и забуду. И чтоб уж наверняка вытеснить его из головы, как только сойдёт синяк, сразу же пойду на очередное свидание».
Ипатов немного успокоился и ближе к вечеру позвонил Жене:
– Ты сегодня не занят?
– Нет, а что?
– Ты не мог бы мне мазь от синяков привезти? Я нос из дома высунуть не могу. В буквальном смысле. Мне его разбили.
– Ты что, подрался?!
Ипатов фыркнул, что тут же отозвалось болью в многострадальном носу.