iPhuck 10

убер 5. разведпрыжок

Такой я Мару еще не видел.

На ней были ее обычные кожаные доспехи – но вот голова… Верхнюю часть ее лица скрывала длинная сверкающая маска – словно бы плоский клюв с большими фасетчатыми глазами. Она походила одновременно на чумного доктора, египетского бога и кинопришельца.

– Что это на тебе такое? – спросил я.

– Это твой новый домик.

– Мой домик? Больше похоже на твой новый череп.

– Порфирий! Я смотреть не могу, как ты каждый раз, будто бедный родственник, ищешь камеру на потолке и динамик на стене. А в маске все это есть. Полезай сюда. Тут открыто.

Похожие маски были в моде у клубной молодежи – это окно в сеть и вдобавок идеальный 3D-стимулятор при приеме субстанций. В них обычно есть камеры, микрофоны, динамики, память – и хоть маска не годилась мне в качестве перманентного пристанища (полностью в ее параметры я не вписывался), она была удобной опорой для совместного выхода в свет. С этой маской я мог видеть все то же самое, что и Мара.

– Давай, – повторила она, – ныряй. Открыто.

Я нашел маску в сети – и подключился к ее сенсорам. Это действительно было куда комфортабельнее, чем все время прыгать с жерди на жердь.

Вот что значит вовремя ублажить милашку.

– Ты можешь даже говорить, – сказала Мара, когда мы сели в убер. – Попробуй.

– Попробую, – повторил я ее голосом, задействовав речевой синтезатор. – Я сегодня вся такая странная. Где тут зеркальце?

– Годится, – сказала Мара. – Скажи, а вот это – «странная, зеркальце» – где ты взял?

– «Тысяча шуток о блондинках», – ответил я, – компендиум двадцать пятого года. Незаменим при шовинистическом синтезе женской речи.

– Разве я блондинка?

– В этой маске непонятно.

Когда мы сели в убер, Мара отключила информационно-развлекательный блок. Думаю, ей даже приятно было оплатить социальный сбор – лишь бы лишить меня нескольких страниц живой жизни для романа. Нет, не зря в ее персональном дизайне преобладали навязчивые BDSM-мотивы.

Большую часть дороги мы молчали.

– Куда мы направляемся? – наконец спросил я ее голосом.

– Не хочу портить тебе удовольствие, – ответила она, – узнаешь, когда приедем.

– Странно выглядит со стороны, – опять произнес я ее голосом. – Сидит женщина в маске и говорит сама с собой.

– Да, – сказала Мара, – я сегодня вся такая странная… Где тут зеркальце?

Я захихикал – и прыгнул в сеть, чтобы выяснить маршрут убера.

Машина ехала в музей при галерее «HEA».

Что означало вовсе не просторечное русское отрицание, а «High Executive Art». Обычно бывает галерея при музее – а здесь почему-то оказалось наоборот. Наверно, из-за сравнительных годовых оборотов.

В галерее проходила закрытая выставка «Ультимативный ГИПС/The Ultimate PLASTER» (подобное использование заглавных букв наверняка имело какой-то смысл, но я не стал за ним нагибаться). Порывшись в системе, я обнаружил, что у Мары на сегодня заказана личная экскурсия – за которую заплачено, и очень нехило. Именно на нее мы и ехали. И уже опаздывали на пять минут.

Я вернулся в маску Мары – присел милой на голову, хотелось мне сострить – и задумался.

Вместо того чтобы послать на разведку меня одного, Мара везла Порфирия Петровича с собой, словно болонку. Как будто она узнала о моем желании тщательно обследовать следующий объект искусства на предмет разных информационных запахов и запашков… Вот только она не учла, как мало времени мне надо для этой операции.

– О чем думаешь, Порфирий? – спросила Мара.

– Я? Гм…

Через пять миллисекунд после этого «Гм» я покинул маску на голове Мары – и вошел в систему «High Executive Art».

Не стану утомлять читателя описанием примененных мною процедур. Они сложны и весьма специфичны.

Я мог бы, конечно, распечатать все машинные коды состоявшегося обмена. Но если простая публикация десятка-другого страниц из телефонного справочника, понятного разумению любого критика, вызывает у литературной общественности такие спазмы (я говорю про реальный случай из своей практики), здесь эти люди не поймут ничего вообще, ощутят свое полное ничтожество – и на меня вновь обрушатся волны их несвежей желчи.

Поэтому воспользуюсь грубой, но понятной аналогией. Представьте себе «Баржу Загадок» (удивительно, как несправедлива судьба к моей одноименной книге), стоящую у причала в спокойный и солнечный день. С земли на баржу перекинут трап. И вот некто приближается по причалу, переходит по трапу – и, оставляя на палубе невидимые, но вполне ощутимые для собачьего носа следы, начинает расхаживать по барже взадвперед…

Вот так я приближался к объектам искусства прежде.

А теперь представьте, что некто в акваланге, вооруженный множеством замысловатых сенсоров, осторожно поднимается с глубины – и, приближаясь к барже снизу, начинает исследовать химический состав воды на расстоянии, пуще всего стараясь не коснуться корпуса до того, как будет получен результат…

Если вам сложно так думать и вы предполагаете, что это скрытая реклама моей «Баржи Загадок», представьте себе археолога, который, надев резиновые перчатки, кропотливо отделяет позднейшие наслоения от отпечатков подлинной древности.