Ипостась

Шанкар мог бы задушить этого мужчину в считаные секунды. Он знал как, и ни сила, ни разница в весовой категории не дали бы обиженному пассажиру никакой форы. Но Шанкар не мог, он больше не бхутот. Он даже не тхаг.

Тащить Шанкара далеко мужчина не стал. Да и не смог бы – по проходу до тамбура не добраться. Когда Десай пришел в себя, ободренный свежим ветерком, он уже был снаружи. Его выбросили в окно. Поезд, вздрогнул и, медленно набирая ход, продолжил путь. А через полминуты из окна, которое успело удалиться от Шанкара метров на сто, вылетел холщовый мешок, принадлежащий молодому человеку. Румаль Шанкар по-прежнему держал в руке, крепко сжав пальцы, чтобы не потерять последнее, что связывало его с прошлой жизнью.

Десай поднялся на ноги. Голова сильно кружилась, ноги норовили подогнуться. Но нужно идти. Он не знал, куда и для чего. Но надо же что-то делать, хотя бы выстирать одежду. А для этого надо найти воду.

Из мешка ничего не пропало. Все жалкие пожитки, оставшиеся от тяжелого путешествия, выпавшего на долю Шанкара, были на месте. И то, что он принес оттуда, тоже лежало там: плотный, замотанный целлофаном пакет и аккуратно свернутый в узел румаль Раджеша. Трудно сказать, зачем он забрал платок джемадара. Наверное, как сувенир.

От последней мысли Шанкара снова вырвало.

Глава 14

Корабельный колокол – анахронизм и дань традициям флота – бешено колотился, звеня что есть сил. Только слышно его не было. Как будто кто-то заботливый обернул латунный язык бархатом, чтобы назойливый звон не досаждал отдыхающей команде.

Отдыхать было некогда. Впору было отправиться к корабельному капеллану, перетереть насчет отпущения грехов и местечка получше на том свете. Одна беда – капеллан вместе со всеми метался по палубе, не понимая, за что хвататься и чем он может помочь.

Мичман Окоёмов, намертво вцепившийся в лесенку, ведущую на башню палубного орудия, широко открытыми глазами смотрел направо. В сторону океана. Там было на что посмотреть.

Матросы носились по вдруг ставшей мокрой и неуютной палубе, падали, матерясь, ломали руки и ноги, истошно вопя. Но звуков не было. Только мерный, пробирающий до самого нутра гул, несущийся оттуда, из океана. Из самого сердца волны.

Можно ли назвать волной водяной вал высотой... Окоёмов задумался, пытаясь понять, где заканчивается то, что он видел прямо сейчас собственными глазами. Если бы кто-то рассказал, что такое бывает, скорее всего, он не поверил бы. Но он видел вал сам, и, что хуже всего, его видела вся остальная команда. Иначе как объяснить тот кавардак, что творился на палубе? Надежды, что рассосется, что это всего лишь галлюцинация утомленного качкой воображения, не было никакой.

Нет, высоту волны определить Окоёмов не мог. Не сразу понял почему, а когда сообразил, мелкая дрожь в руках перешла в крупную по всему телу. Пальцы свело судорогой, ноги сделались ватными, а голова отказывалась воспринимать что-либо, кроме гигантской водяной горы, медленно, но неотвратимо наползающей на «Ивана Грозного». Высоту определить не удавалось по простой причине – он не видел ее верхушки. Увенчанная пенными бурунами, бросающими вниз тонны брызг, пытающихся смести с палубы попавшего в переделку крейсера несчастных людей, она терялась за низко висящими облаками.

Капитан каким-то невероятным усилием сумел повернуть корабль носом к волне, и качать крейсер стало немного меньше. Только что это могло изменить?

На палубе царила паника. Кто-то привязывал себя канатами к трубам и орудиям, кто-то прыгал за борт. Старпом – Окоёмов видел своими глазами – пустил себе пулю в лоб. Кровь с металла палубы смыло мгновенно – с неба валил водопад брызг.

Вода заливала глаза, попадала в нос и рот, заставляя закашливаться в тщетной попытке выгнать соленую влагу из легких, но Окоёмов не отводил взора от волны, вздымающейся теперь в нескольких метрах от борта. Зрелище ужасало и завораживало одновременно. Очень не хотелось умирать, но странное чувство восторга, восхищения стихией затягивало. Василий поймал себя на мысли, что вряд ли стал бы бежать, даже если было бы куда. Такое зрелище невозможно пропустить, такой мощи больше никогда не увидеть.

Но бежать было некуда. Крейсер бронированной улиткой медленно взбирался по склону водяной горы. Точнее, это вода двигалась, поднимая корабль, казавшийся на ее фоне щепкой. Если гора не идет к Магомету... от такой горы никому не уйти, эта гора шла сама.

Совсем рядом о броню соседнего орудия с гулким металлическим звоном ударилось тело матроса. Окоё– мова окатило кровавой кашей, но падающая с неба вода тут же все смыла. Момент очищения, момент истины.