Ирина Алферова. Любимая женщина красавца Абдулова

31 августа съемочная группа в количестве 16 человек выехала для натурных съемок в ГДР – в город Котлинбург. Абдулов тоже полетел, но сниматься начал только 10 сентября. В тот день в городке Вернигороде снимали эпизоды на городской площади, где Мюнхгаузен объявляет, что если до назначенного срока англичане не дадут ему ответ, он объявляет Англии войну. Стрелки часов неумолимо приближались к часу «Х», а ответа не было. Как вдруг слуга барона Томас (Юрий Катин-Ярцев) бросает на головы ждущих кипу вечерних газет, где напечатана заметка, что Англия капитулировала. Довольный собой Мюнхгаузен, под изумленные взгляды вельмож, покидает городскую площадь.

Вспоминает Владимир Долинский (он играл пастора): «В экспедицию я прихватил пару двухкилограммовых банок черной икры – их достал мой приятель, директор райпищеторга. Замысел был прост: продать икру „за бугром“ за марки. Сашу Абдулова тогда еще никто не знал, а Олег Янковский был уже вполне знаменитым актером. Поэтому мы нагрузили икрой Янковского, он-то и провез контрабанду через границу. Молодой, красивый, шухарной, любвеобильный Олег Иванович обладал потрясающим чувством самоиронии. Он не стеснялся перед всей честной компанией скинуть одежды и, оставшись в одних трусах, сказать: „Господи, и этому поклоняется каждая вторая женщина страны!“.

Александр Абдулов и Леонид Ярмольник.

«Надоело мне слышать, что для счастья достаточно хлеба с водой. Недостаточно! Хлеб должен быть с маслом и с колбасой хорошей. С икрой, наконец. Сколько можно бедностью гордиться?»

Александр Абдулов

Это была моя первая поездка за кордон (после отбывания в начале семидесятых срока в тюрьме за валютные операции Долинский долго был „невыездным“. – Ф. Р.), поэтому Олег и Сашка сразу отобрали у меня суточные, чтобы я не потратил их в первом же магазине. Увидев вожделенные джинсы в супермаркете, я впал в сильное возбуждение, тряс ребят за грудки и вопил: „Отдайте деньги, сволочи!“. Но они не поддавались, зная, что в следующем магазине меня уж точно хватит „кондратий“. Деньги тем не менее закончились быстро, пора было приступать к реализации икорной продукции. А надо сказать, наш немецкий ограничивался нехитрым набором слов: „Хенде хох, Гитлер капут, швайн, их либе дих“. В каком-то ресторане мы подозвали официанта и на смеси русского с английским, при этом отчаянно жестикулируя, принялись объяснять: „Блейк кавьяр, фор ю, очень дешево, литл мани, хочешь – попробуй“. Парень радостно закивал, но при виде „бочки“ икры в ужасе замахал руками: „Найн, найн, нихт!“. С этой злополучной икрой мы обошли десятки баров и ресторанчиков, но никто так и не соблазнился ее даже попробовать. Видимо, из страха перед происками КГБ. Кончилось все тем, что мы собрались в нашем с Янковским номере, пригласили Квашу с Леночкой Кореневой, наливали в Ленину туфельку шампанское и закусывали так и не проданной икрой…»

Во вторник, 11 сентября 1979 года, в «Мюнхгаузене» начали снимать финальные эпизоды фильма – в крепости. Это там должен был состояться следственный эксперимент, на котором Мюнхгаузен должен был доказать, что он на самом деле Мюнхгаузен – улететь на пушечном ядре на Луну. В тот день сняли начало эпизода: толпа людей ломится в ворота, чтобы попасть на эксперимент, а Рамкопф (Александр Абдулов) объявляет толпе, что эксперимент будет производиться без зрителей.

Отметим, что на время съемок киношников поселили в небольшой гостинице на горе, откуда открывался прекрасный вид на окрестности. Однако в самом городе было тоскливо – ни крупных культурных центров, ни иных запоминающихся достопримечательностей там не было. Если еще учесть, что среди киношников были сплошь одни мужчины и всего две представительницы слабого пола – Инна Чурикова и Елена Коренева (да и то Чурикова периодически уезжала на родину, и только Коренева куковала все эти дни вместе со всеми), можно себе представить каким тоскливым могло стать послесъемочное время. Но артисты не падали духом и развлекались как могли. Как вспоминает сама Е. Коренева:

«Когда шутки с пивом и эксперименты с немецким языком исчерпали себя, наступила пора маеты романтическо-сексуального свойства. Олег Янковский подзуживал меня намеками: „Смогу ли я когда-нибудь гордиться, что имел честь… притронуться… испытать… э-э-э… прочувствовать?..“ – и так далее. Пару раз я была схвачена возбужденными юношами в коридоре гостиницы, доставлена на руках в номер к главному герою и брошена там на кровать как пленница, но кроме хохота и щекотки, ничего не случилось. Олег продолжал намекать: „И все-таки, смогу ли я когда-нибудь гордиться…“ – но оставался без ответа до следующего раза…».