Ирка Хортица и компания

— Та ты шо? — тетеха поглядела на Оксану с явным интересом. — То ты якось, дивчина… занадто. Хиба тебя дома не кормят?

— Вы ненормальные, оба! — выкрикнула Оксана. — Я никого не убивала! Людей не едят! Ведьм не бывает!

— Стока дуростей за раз! — кресло затрещало, Стелла с кряхтением выбралась из него и пошаркала к Оксане. — А захистным узорам тебя учителька труда навчила? — она окольцованным пальцем подцепила край Оксаниного фартука.

— Вас в детстве не учили, что пальцами показывать некрасиво? — Оксана выдернула у нее фартук. — А вышивала я сама. По книжке. «Фольклорные мотивы в украинской вышивке».

— Ач, и це вже пропечатали! — возмутилась Стелла.

— Советские ученые, хвостом их по голове! — с подвыванием вздохнул майор, и тетеха впервые согласно кивнула:

— Звидки ж ты така взялася, ведьма образованная?

— Как все, от мамы. — отрезала Оксана.

— Та якщо б от мамы, мы б про тебя знали! — развеселилась вдруг Стелла. — Може, дареная? — склонив голову к плечу, она разглядывала Оксану будто курицу на прилавке. — Якусь помираючую старушку за руку держала, а потом жарко стало, плохо так?

— Если б я начала умирающих старух за руки хватать, значит, точно плохо — с головой!

— Або сестричек у тебя багато — шесть, якщо все живые, а ты седьмая? — словно не слыша, Стелла побрела вокруг, оглядывая Оксану со всех сторон.

— Моя мама — не крольчиха! — Оксана поворачивала голову, ни на миг не выпуская тетеху из виду.

— Не крольчиха, кажешь? Але ж безмужняя, так? — Стелла вдруг щелкнула пальцами и засмеялась, глядя Оксане в лицо. — Бачу, що так! И бабка твоя безмужней была — небось, в войну солдатика повстречала, а пожениться не судьба вышла, в той час много таких было. А про прадеда казала чего или тож: ни памятки, ни фотографий?

— Бабушкин отец был героем гражданской войны! — вскинулась Оксана.

— Все они с бабами герои! — усмехнулась Стелла и торжествующе повернулась к майору. — Девкина дочка она, девкина внучка, да девкина правнучка… Якщо шесть поколений подряд девки безмужние в подоле приносили, седьмая ведьмой народжуется.

— Мне все равно, как она такая получилась! — возмутился майор. — У меня повешенный пацанчик, съеденная баба и висяк двухлетней давности… а там понадкусанный мужик тоже под эту серию подходит!

— Насправди повесила хлопца? — Стелла плюхнулась обратно в кресло и с любопытством поглядела на Оксану. — Помню, я теж панского сына того… — она выразительно полоснула ребром ладони по горлу. — Больно до девок охоч был: и до меня чиплявся, бо я ж молодая — гарная була, страсть! — она кокетливым жестом толстых пальцев заправила серо-седую прядь за ухо. — Казала я ему: не лезь, самому хуже будет, паныч, бо я ж ведьма. А он як ты, теж образованный оказался, в ведьм не верил вовсе. — она с легким сожалением покачала головой. — Довелось втопыты. Оно и лучше вышло, бо водяницы хлопцев полюбляют не меньш ниж паныч — девок. Може, он бы мне и спасибо сказал… якщо б всплыл. — живот у нее запрыгал от смеха. — А остальных ты за що?

— Вы меня совсем не слушаете? Я никого не убивала. — устало повторила Оксана. — В ведьм я все равно не верю, чтоб вы там про всяких утопленных панычей не намекали! — она повернулась к майору. — Вон, она вам только что призналась, что человека утопила! — она ткнула в Стеллу.

— Ты дывысь, яка! — возмутилась та. — Я з нею тут… наставничаю, делюсь опытом з молодежью, а она на меня станового46… тобто, майора милицейского натравила! А ну, держи ее, вовкулаче, зараз она тебе все расскажет! — с неожиданной легкостью и быстротой толстуха подскочила к Оксане — у руках у нее оказалась старинная склянка с узким горлышком.

Майор обхватил за плечи, стиснул — Стеллины пальцы больно впились в щеки, заставляя открыть рот, глаза-буравчики оказались близко-близко, а склянка с мутной коричневой жидкостью прижалась к самым губам…

Оксана завизжала — пронзительно, как пойманная летучая мышь. Склянка в руках Стеллы дрогнула — и разлетелась, плеснув во все стороны стеклянной пылью и враз вскипевшей коричневой жижей. Под кожей полыхнуло жаром… и жар этот хлынул наружу! Мир заволокло прозрачной бледно-зеленой кисеей, он пошел рябью… и Оксана завизжала снова — она стояла в костре из бледно-зеленого пламени! Прыжок, Оксана рванула прочь… и костер прыгнул вместе с ней. Она стояла и визжала, голос поднимался выше, становился тоньше… а пламя полыхало сильнее. Огненная завеса раздалась в стороны, мелькнуло ведро… и поток чего-то белого с размаху выплеснулся Оксане в лицо, прямо в раскрытый в крике рот. Ведро нахлобучили ей на голову, и Стелла звучно приложила кулаком по донышку.

Девчонка с ведром вместо головы на мгновение замерла, растопырив руки в стороны как кукла… гулко икнула под ведром… и плюхнулась на попу, прямо в растекшуюся по старому паркету белую лужу. И только тогда яростно рвануло ведро, отшвыривая его в сторону. Ведро загрохотало.

— Вы… что вы… сделали? — она уставилась на белые потеки на пальцах. Принюхалась… лизнула ладонь — и снова завопила. — Это что, молоко? Вы с ума сошли, я молоко терпеть не могу!