для него все сложилось как нельзя лучше: он оказался мучеником в стране, с которой хотел порвать в любом случае. В то же время он был освобожден от всякой ответственности за продолжающееся насилие.
Нахождение Парнелла в тюрьме, хотя и выгодное, было непродолжительным, к тому же ему не терпелось освободиться. Кампания фениев против лендлордов провалилась, а Парнелл был поглощен любовью всей своей жизни — Кэтрин О'Ши, «дорогой королевной». Она была женой Уильяма О'Ши, члена парламента от графства Клер. Муж закрывал глаза на ее связь в надежде, что это поможет его политической карьере. Фактически именно Кэтрин была посредницей между Гладстоном и Парнеллом, что помогло последнему выйти из тюрьмы.
У так называемого «килмингеймского договора», заключенного в мае 1882 года, были два условия, пусть и не зафиксированные на бумаге. Парнелл обязался использовать свое влияние для прекращения бунтов, а Гладстон — снисходительно отнестись к ирландскому гомрулю. Казалось, дело пошло на лад, как вдруг последовал сокрушительный удар.
Убийства в Феникс-парке
Беда пришла, откуда не ждали: У. Форстер, главный секретарь по ирландским делам, ушел в отставку в знак протеста против «килмингеймского договора». Его сменил лорд Фредерик Кавендиш, племянник Гладстона со стороны жены. По приезде в Дублин, в первый же вечер, Кавендиша и его помощника Томаса Берка зарезали члены группы, называвшей себя «Непобедимыми». Убийства в Феникс-парке сделали невозможной сотрудничество Парнелла и либералов, особенно когда стало известно, что в этом деле замешаны члены Земельной лиги.
Настали скверные времена. Насилия и убийства в Ирландии вынудили правительство Гладстона издать еще один принудительный акт. Но на сей раз Парнелл четко заявил, что действует конституционным путем, и еще отчаяннее стал бороться за ирландские места в парламенте.
Борьба за гомруль, 1885—1886 годы
На этой стадии тактика ирландской партии была достаточно гибкой и осторожной, а потому она и не вступала в альянс с Гладстоном. В 1885 году правительство пало, на смену ему пришли консерваторы во главе с лордом Солсбери. Поскольку тори находились в меньшинстве, они зависели от помощи ирландцев. Парнелл верил, что консерваторов можно убедить принять закон о гомруле. Ирландцы хотели этого, потому что боялись радикальных либералов. Возможно, они проявили наивность в анализе намерений консерваторов, их сбили с толку заявления лорда Рэндолфа Черчилля (он тогда находился в зените своей блестящей карьеры). Николас Мэнсерг не сомневается в том, что в ирландских иллюзиях следует винить Черчилля:
Он всегда возражал против гомруля, и все же ни один человек, за возможным почетным исключением наместника, лорда Карнарвона, не сделал больше для убеждения ирландских лидеров в том, что сотрудничество с тори может привести их к заветной цели.
Те же иллюзии разделял и Гладстон. Он надеялся, что с ирландской поддержкой в палате общин можно убедить Солсбери принять закон о гомруле.
Он рассчитывал, что такая стратегия придаст законность большинству тори в палате лордов, на что либералы не могут надеяться. Вышло так, что родной сын Гладстона, Герберт, разрушил планы отца, преждевременно сообщив о его желании протолкнуть закон. Это сообщение имело двойной эффект. Гладстону не удалось добиться для Ирландии гомруля. Во-первых, лорду Солсбери стало известно о желании Гладстона (его кабинет уже решил разорвать переговоры с Парнеллом). Во-вторых, разглашение намерения Гладстона привлекло внимание Джозефа Чемберлена, лидера радикалов, и он полностью настроился против него.
Гладстон и, разумеется, Парнелл думали, что Чемберлен сочувствует ирландским настроениям, однако они ошибались. Чемберлен выступал против принуждения и даже способствовал освобождению ирландского лидера из Килмингейма, но никак не мог согласиться на сужение власти имперского парламента. В 1880 году он заявил, что «Ирландии не может быть предоставлена национальная независимость», а также что «необходимость отмены конституции в Ирландии не доказана...». В националистических кругах его и Дилка недолюбливали как лидеров нонконформистского радикального крыла либеральной партии, да и в вопросах социальной политики с Парнеллом и ирландцами у них было мало общего.