На следующее утро лучше не стало. Христиане оставались снаружи, но заявили, что не уедут, пока не прибудет епископ Патрик. Без сомнения, они уже предвкушали, как проповедник с севера проявит свою знаменитую вспыльчивость. Дейрдре понимала, что ей следует извиниться, но не хотела этого делать при братьях, а те ни на шаг не отходили от гостей. Она велела слугам накормить христиан, и для них приготовили большой котелок каши. Морны тоже не было в доме, но к гостям он не пошел, а дипломатично решил заняться животными. Что было у него на уме, Дейрдре оставалось только гадать.
Утро подходило к концу. Ларине, похоже, постоянно молился. Его спутники разговаривали с братьями Дейрдре. В какой-то момент Ронан зашел в дом и сообщил:
– Знаешь, сестра, что говорят эти христиане? Они нам сказали, что ты будешь вечно гореть в аду.
И снова ушел.
Ближе к полудню один из слуг сообщил о приближении колесницы. Ларине тут же встал с колен, поспешил к воротам и, посмотрев на дорогу, вышел. Потом долго ничего не происходило. Очевидно, оба епископа совещались. Идя к воротам, Дейрдре уже решила, что епископ Патрик, должно быть, просто уедет.
Недалеко от въезда в поместье она увидела колесницу, большую крытую повозку и несколько всадников. Колесница стояла впереди и поражала своим великолепием, достойным самого короля. Из повозки вышли несколько священников – человек пять; всадники, молодые люди в богатых одеждах, украшенных золотом, явно сыновья принцев, – спрыгнули с коней. Все выстроились в процессию. Священники были в белом облачении. Потом Дейрдре увидела, как с колесницы спустился седовласый человек, также одетый в белое. Он был невысокого роста, но казался выше из-за горделивой осанки. Когда он занял свое место позади священников, Ларине встал за его спиной. Тот священник, что стоял чуть впереди остальных и возглавлял шествие, поднял вверх длинный посох. Это был не крест – его нес Ларине, – а обычный с виду посох с изогнутым крюком на конце, вроде тех, что носят пастухи, только отполированный до блеска. Когда священник поднял его высоко в воздух, посох сверкнул на солнце.
Процессия медленно двинулась к воротам. Дейрдре и ее родные молча наблюдали за их приближением. Она заметила, что все рабы выбежали к дороге и пали ниц. Процессия добралась до ворот и начала заходить внутрь. Но, когда дошла очередь епископа с севера, он остановился, опустился на колени и поцеловал землю. Потом, выпрямившись, прошел в ворота. Перед входом в дом шествие замерло. И теперь ей или ее домочадцам ничего не оставалось, как учтиво приветствовать гостей и оказать им обычное радушие. Как только все положенные слова были сказаны, человек из Ульстера тепло улыбнулся Дейрдре и отчетливо произнес:
– Gratias agamus.
Дейрдре поняла, что это латынь, но смысла слов не знала.
– Вознесем благодарность, – громко сказал Ларине.
Значит, подумала Дейрдре, это и есть епископ Патрик.
Да, в его власти нельзя было усомниться. Красивое, благородное лицо, умный, проницательный взгляд… Но было в его облике еще что-то такое, что сразу привлекало к нему внимание. От него словно исходил дух святости, и Дейрдре не могла этого не почувствовать.
В сопровождении двух священников епископ устроил нечто вроде краткого осмотра. Сначала он подошел к двум рабыням, все еще стоявшим на коленях, глянул на их руки и зубы, кивнул, явно удовлетворенный, и перешел к братьям Дейрдре. На них он взглянул лишь мельком и пошел дальше. Подойдя к Морне, епископ долго и пристально смотрел на юношу, пока тот не покраснел. Потом он что-то сказал Ларине на латыни. Дейрдре и не подозревала, что теперь друид знает латынь.
– Что он сказал? – резко спросила она.
– Что у твоего сына честное лицо.
А епископ Патрик уже направлялся к ней. Дейрдре догадывалась, что он с самого начала внимательно наблюдал за ней. Епископ почтительно склонил перед ней голову, и она увидела его редеющие седые волосы.
Когда Патрик отошел, чтобы посмотреть на двух других рабов, Морна встал рядом с матерью. Она заметила, что епископ произвел на ее сына большое впечатление.
Наконец круг осмотра завершился. Епископ Патрик взглянул на Ларине, кивком головы веля тому оставаться на месте, и вернулся к Дейрдре и Морне:
– Прости, что причиняем тебе хлопоты, Дейрдре дочь Фергуса. – Теперь он говорил на ее родном языке. Его глаза, смотревшие из-под густых седых бровей, как будто видели все насквозь. – Я слышал, ты была хорошей дочерью.
– Так и есть.
Его слова тронули ее, пусть даже этот человек был ее врагом.
– И именно ты, судя по всему, – продолжил епископ Патрик, – поддерживаешь здесь порядок. Это так?
– Так, – с чувством кивнула Дейрдре.
– Поблагодари за это Господа. – Епископ ласково улыбнулся ей. – Ты боишься за своего сына? – (Дейрдре кивнула.) – Как и любая хорошая мать. – Он задумчиво помолчал. – Скажи мне, Дейрдре, кого ты боишься: Господа или друидов?
– Друидов.
– Ты не веришь, что Бог, сотворивший все, может защитить твоего сына?
Дейрдре промолчала, но епископ, похоже, не обиделся.