Скрипторием оказалось длинное низкое строение, в котором полдюжины монахов трудились над перепиской текстов. Осгар заметил, что часть рукописей написана на латыни, другая – на ирландском. Конечно, у его дяди было несколько книг, но хотя Осгар и один пожилой монах из их монастыря обладали довольно хорошим почерком, новых книг они никогда не делали. Осгар с восхищением наблюдал за настоящим каллиграфическим письмом. Потом его внимание привлек монах, сидевший в стороне от всех, за столом в углу. Перед ним лежал рисунок. Контуры были уже завершены, и теперь монах начинал заполнять один угол листа цветными красками. Как завороженный, смотрел Осгар на широкую кайму затейливого орнамента. Казалось, линии узора состояли из обычных геометрических фигур, но внимательный взгляд юноши уже видел в них искусные намеки на творения самой природы: от плавных очертаний раковин до мощных переплетений узловатых корней дуба. Каким сложным был этот орнамент и каким безупречным! Поглощенный созерцанием, Осгар не мог оторвать глаз от рисунка и думал, как это должно быть прекрасно – провести всю жизнь за таким занятием. Он простоял так довольно долго, пока монах наконец не поднял голову и не окинул их недовольным взглядом, раздосадованный, что ему помешали. Они тихо вышли из скриптория.
– Идем, – сказал послушник, когда они вышли наружу. – Ты еще самого главного не видел.
Они прошли по небольшому мосту, перекинутому через ручей, и свернули направо, на дорожку, что вела в верхнюю часть долины.
– Мы называем ее Зеленой дорогой, – сказал он.
После нижнего озера долина сужалась. Крутой лесистый склон слева от них теперь сменился почти отвесной скалой, и до Осгара донесся шум водопада. Справа он заметил маленький земляной круг с низенькими каменистыми стенами, похожий на небольшой форт. А потом, когда они миновали несколько деревьев, его провожатый вдруг тихо произнес:
– Добро пожаловать в рай!
У Осгара на мгновение перехватило дыхание. Верхнее озеро было большим, около мили в длину. Его безмятежные воды простирались между высокими каменистыми склонами, которые вздымались сразу за деревьями, и казалось, будто озеро вытекает прямо из самих гор.
– Это келья святого Кевина. – Послушник показал на маленькую круглую хижину чуть в стороне от озера. – А вон там… – Осгар проследил за его рукой и увидел, хотя и не сразу, почти на вершине скалы вход в крошечную пещеру, которая притаилась под каменистым выступом, нависающим над водой. – Ложе святого Кевина.
Похоже, добираться туда было непросто – скалистый склон поднимался почти отвесно. Внизу буйно разрослась кислица и крапива. Заметив, куда он смотрит, юноша-послушник улыбнулся:
– Говорят, именно там святой катался в крапиве.
Рассказы о юности святого Кевина слышали все. Однажды к нему пришла девушка, которая хотела его соблазнить. Молодой отшельник прогнал ее, а чтобы усмирить собственное вожделение, разделся донага и бросился в жгучую крапиву.
– Он часто молился прямо в озере, стоя на мелководье, – сказал юноша. – Иногда мог простоять так целый день.
Что ж, подумал Осгар, поверить в это нетрудно. В такой удивительно безмятежной тиши он и сам мог потерять счет времени.
Они постояли еще немного, стараясь впитать всю красоту этого места, и Осгару показалось, что еще ни разу в жизни он не испытывал чувства такого необычайного покоя. Он даже не услышал звона колокола в нижней долине и очнулся лишь тогда, когда послушник осторожно коснулся его руки и сказал, что настало время трапезы.
На следующий день Осгар встретился с настоятелем. Это был высокий, статный мужчина с вьющимися седыми волосами, очень доброжелательный и в то же время величественный, что говорило о его знатном происхождении. Он хорошо знал дядю Осгара, поэтому, тепло приветствовав молодого человека, сразу стал расспрашивать о делах в семейном монастыре.
– Что привело тебя к нам в Глендалох? – спросил он после.
Осгар, как мог, объяснил настоятелю свои чувства, и сомнения перед предстоящей женитьбой, и растущую в душе тревогу, и свою неуверенность. К его великой радости, настоятель слушал очень внимательно, и по его лицу было видно, что он вовсе не считает опасения Осгара глупыми. Когда юноша закончил, настоятель задумчиво кивнул.
– Ты хочешь посвятить себя Богу? – спросил он.
Хотел ли он этого? Ведь он уже думал о том, что вся его жизнь, возможно, пройдет в маленьком семейном монастыре близ Дифлина. Но разве об этом спрашивал настоятель? Пожалуй, нет.
– Мне кажется, да, отец-настоятель.
– И тебя беспокоит, что женитьба… – настоятель немного помолчал, – отвлечет тебя от тех бесед, которые тебе хотелось бы вести с Господом?
Осгар в изумлении уставился на седовласого монаха. Тот словно угадал его потаенные чувства, пусть никогда и не выраженные ни словами, ни помыслами.
– Я ощущаю… некую потребность… – В смятении Осгар умолк.
– И тебе не кажется, что твой дядя приближает тебя к Богу?
Что он мог ответить, думая о беззаботной семейной жизни своего дядюшки, о его долгих походах на рыбалку, о том, как он часто засыпает во время службы?