Чувствуя прилив внутренних сил, мой друг принялся крутить зелёный аксессуар, предназначенный для защиты от дождя, ещё интенсивнее. Похоже, неприятности маленького пижона куда-то улетучились и, теперь Сеня, словно вентилятором, прогонял последние из них прочь от себя.
– Так, что стряслось? Ты сломал зонт? – с иронией спросил я.
– Да, случилось самое плохое, ужасное даже, мой юный друг, – хмуро ответил тот, в больших глазах поместилась вся печаль нашего мира.
– Что может быть ужаснее? – не унимался я, на минутку мне передалось игривое ирландское настроение, ну, знаете, то, которое бывает в пятничный вечер после посещения местного паба.
– Ты говоришь чудно, но мне кажется, ты можешь понять мою скорбь, – он вдохнул в лёгкие тёплого осеннего воздуха и договорил с нотками горечи. – У меня сломался зонт…
Тут, я признаюсь, опешил не из-за того, что задал вопрос и не получил ответа, а потому, что, будучи заинтригованным, услышал то, что предполагал с самого начала в качестве шутки. На нас смотрели люди, ибо мы говорили на какой-то непонятной тарабарщине, потом выяснилось, что это всё проделки моего новоиспечённого друга. Наш дуэт не хило так шпарил на английском языке с ирландским акцентом. Что весьма странно, в школе мной усердно прогуливался лингвистический предмет и учить язык «бритов» приходилось лишь под конец четверти, когда нужно было исправлять свою итоговую оценку хотя бы на «удовлетворительно». Мне вполне хватало таких знаний, чтобы читать и переводить со словарём. Кажется, вбитая в мою голову непонятная брехня каким-то образом осталась, но вернёмся к сломанному и дырявому зонту. К тому предмету, о котором лихо грустил нерадивый владелец и без которого невозможен мой рассказ.
На данном атрибуте стоит остановиться поподробнее и детально описать каждую мелочь. Вещица не китайский ширпотреб, а самый настоящий антиквариат: ручка зонта золотая, стержень, судя по всему, содержал какой-то благородный металл, возможно, даже серебро, ткань напоминала детский полосатый бело-зелёный мячик. Омрачал Арсения тот факт, что тот был порван на британский флаг, спицы деформировались так, словно его неудачно использовали в качестве парашюта.
– Ты с неба свалился? – спросило моё любопытство на пару с иронией.
– Как ты догадался, что с неба упал? – недоумевал собеседник, конечно, сам не ожидал, потому и ляпнул на бум.
– Сразу видно, что ты того… этого…самого… – стал мямлить в поисках изящного ответа, но ничего не придумав, выдал. – Упал с неба.
Парень начал меня сторониться, приняв, по-видимому, за нечистую силу, коей я являюсь каждый понедельник утром, после студенческих гулянок, тогда не спорю, мне хочется кого-нибудь придушить своими собственными руками. Правда, касается это лишь тех, кто говорит без умолку. Мою агрессию почуял и смелый житель соседнего с туманным Альбионом острова. Что сказать, с утра студент, действительно, свиреп, как голодный воробей, увидавший семечку, но сегодня, дамы и господа, вторник! Вам не стоит меня бояться!
– По зонтику догадался твоему, он у тебя такой, будто ты летел футов сто со скоростью бешеной коровы, – эти слова успокоили малого, паренёк вытер пот с лица и снова застенчиво улыбнулся так, словно увидел меня впервые. – Игорь. Меня все так зовут в здешних краях. Позволь мне узнать твоё имя?
– Тысяча несносных пикси! – мысленно негодовал я. – Стал болтать на манер этого шута в глупом британском цилиндре. Представиться, прежде чем завести диалог, требовал любой этикет. Да, мои манеры стали другими! Чёрт бы подрал эту дрянную ирландскую собачонку!
– Seventeen August1
.Тут стал непроизвольно смеяться так громко, что, казалось, весь парк имени Горького на меня посмотрел с опаской, а интурист одарил таким взглядом, что захотелось провалиться сквозь землю, смех пропал вместе с улыбкой. Возникло неловкое молчание, очевидно, Севантин не шутил. Брови напоминали колючего морского ежа, а сам ирландец был похож взглядом на амазонскую пиранью.
– Меня зовут Seventeen, а фамилия August, не вижу ничего смешного в этом.
– Прости, но подумал, что ты соизволил пошутить, – выдохнул и продолжил, чтобы как-то сгладить инцидент, а заодно направить беседу в другое русло, – фамилия понятно, но почему имя такое?
– Ну, помимо меня ещё тридцать с такой фамилией, – улыбнулся Севантин. – Это моя родня.
– Ровно столько, сколько дней в Августе, – пошутил я.
– А мы и есть что-то типа дней Августа, – без капли иронии сказал ирландец.