На сем и закончились весь дальнейший ход и обследования, проводимые мистером Джейксом, ведь я была еще далека от выздоровления. Но хозяйка по крайней мере не визжала. Надо отдать ей должное.
Вставай! Давай, вставай! Шевелись!
Шепот был тихим, пронзительным и таким же яростным, как и прикосновение худых пальцев, большого и указательного, обхвативших мое запястье, как холодный костяной браслет. От такого настоятельного призыва и внезапной боли в запястье я проснулась и почувствовала себя так, словно и не дремала вовсе и за мною эти оба никогда не ухаживали. Выздоровела, поняла я – и тут же увидела Мику с копной непокорных волос, который с сердитым и строгим выражением на лице, схватив меня за руку, сидел на корточках у моей постели и что-то шептал. Точно выздоровела, как будто и не умирала, как дитя, абсолютно ясно все воспринимала, в том числе – и Мику, который страшно торопился сделать для меня что-то очень хорошее, это было ясно по кроткому и сердитому взгляду.
О, я сразу подчинилась, не колеблясь ни минуты и совсем не думая о своей чести, поскольку надевала рубашку и штаны прямо перед ним, представьте, а он, снова схватив меня за руку, рванул с места с такой необъяснимой, неслышимой скоростью, будто был взлохмаченным летящим эльфом.
Парадная лестница. Седло, для которого нет лошади. Бальный зал, широкий, как поле битвы, – и ни души из прошлого, настоящего и будущего, кроме Мики и меня. Приоткрытая застекленная дверь, с зубцами осколков, торчащими в оконном переплете, точно сломанные зубья. Мика выбрался первым, обернулся и знаками предложил мне сделать то же самое, но шагать поосторожней, и я последовала за ним, правда, все же довольно прилично разорвав штаны о какой-то осколок, и тут позади меня, из глубины кухни, где, без сомнения, по-прежнему царила миссис Грант, послышался слабый, однако настойчивый звон колокольчика, на который больше никто не ответит! Никогда! По крайней мере, я. А если не я, то кто? Звони, повторяла я про себя. Хоть обзвонись!
И, освободившись от стекол, я выбралась на свободу. В мир. И тут же стала прочищать свои только что выздоровевшие легкие воздухом Ирландии, чувствуя на своем запястье пальцы Мики.
И мы рванули прочь, скользя единым целым от дерева к дереву, от куста к кусту, украдкой и со всею возможной скоростью, сначала – к конюшне, затем – в другую сторону, ибо я должна ждать и смотреть. Не оглядываясь назад, я пригнулась и побежала – а что мне оставалось делать, если Мика тянул меня за собой?
Первый выезд сезона.
Таково было единственное объяснение, которое он уделил мне, но оно позволило мне представить, что сейчас мы увидим конный двор, полный тех же лошадей, наездников и собак, которых я видела, когда они свалили моего Тедди. Точнее, окрестных лошадей и окрестных наездников, сидящих в мужских и дамских седлах, с плетками и помятыми горнами, их цилиндры блестят на солнечном свету, под щебет веселых голосов десятков пять собак крутятся под копытами лошадей, взвизгивая, даже если на них и не наступили, хоть они того и заслуживают. Но когда мы выглянули из нашего тайного укрытия за сараем в покрытый изморозью конный двор, я увидела лишь двоих: молодую хозяйку верхом на любимой лошади – той самой, что стала причиной всех этих бед, – и Тедди, гордо восседающего на огромном вороном, фыркающем животном, чей глаз, насколько я могла видеть с такого расстояния, вращался с едва сдерживаемой яростью.
Бедный Тедди был облачен в старинный охотничий костюм, который молодая хозяйка, должно быть, откопала, пока я металась в жару. Тедди, даже не соображавший, кто он такой и где находится, понимал только, что он – на лошади, исключительно старой лошади, и был горд тем, что он здесь, в этом розовом сюртуке с закатанными обшлагами и сапогах, которые наверняка соскользнули бы с его миниатюрных ног, если бы не железки, как называл стремена мистер Лэки. Вот так-то, сказал бы Тедди. Хочу подчеркнуть, что я еще не избавилась от того унижения, которое вообще-то было уделом Тедди, будто по-прежнему была опутана паутиной мрака, наброшенной на меня Большим Поместьем, хоть я уже вырвалась из него.
Едва они, развернувшись, выехали с конного двора и двинулись по аллее, молодая хозяйка начала смеяться – в расчете на нас, подумала бы я, если б она знала, что мы их видим, – а бедный Тедди выглядел потерянно и глупо в старой барской одежде. Тут Мика дал мне пинка, точно упрямому ребенку, а не послушному созданию, каким я была (а ведь он должен был это знать), и резко потянул меня за собой, но в направлении, противоположном выбранному наездниками, а я-то думала, мы последуем за ними.