Ирния и Вирдис. Тетралогия (СИ)

– Ну, довольно, – решительно скомандовала она себе. – Пора вернуться к прерванным занятиям!

И отложила письма в сторону. И даже взяла в руки книгу профессора Шарная.

Но что‑то не пускало, мешало. Что‑то странное. Что‑то, что нельзя было определить в точных формулах научного знания, и тем не менее, оно существовало.

– Да что же это такое! – возмущенно воскликнула Лорна.

И вновь схватила оба письма. И перечла их.
Письмо Ильтара было… искренним. Принцесса не могла бы сказать, каким именно образом она поняла это. Уж точно, не научным. Письмо Ильтара, несмотря на его протокольную этикетность, было правдивым. Он и в самом деле сожалел. И приносил свои извинения. А форма письма…
«Если он и в самом деле влюблен, а мама и в самом деле права в том, что любовь заставляет нести всякую чушь, то ему и впрямь проще спрятаться за этикет! Иначе он опять станет нести чушь, а как я на это реагирую, он уже видел!»
«Давайте лучше поговорим о вирдисских коктейлях, не правда ли, это куда более интересная тема, чем астрономия?» – припомнились принцессе ее собственные слова.
«Он ведь уже знал, как я отношусь к астрономии! Я сама ему об этом сказала!»

– Я была с ним чудовищно жестока, – призналась себе принцесса. – Неудивительно, что он выглядел таким… – Лорна поискала подходящее слово и не нашла.

– Это мне нужно было принести ему свои извинения, – печально добавила она. – За то, что не влюблена. За то, что, сама того не ведая, причинила боль. Но… как мы оба будем выглядеть, если я это напишу? Так он может хотя бы надеяться, что никто, кроме него самого, не знает его тайну, а если я скажу… Ему будет только больнее.

Она еще раз перечла письмо Ильтара. «Такое невозможно написать под диктовку», – твердо решила она.

И взялась за письмо Феррена. Она должна была раз и навсегда решить для себя… что? Она не знала этого, но разве неведомое когда‑либо останавливало человека научного склада ума?

Странно, теперь, после своего ненаучного открытия, после того, как она непонятным образом сделала для себя несколько ошеломляющих выводов насчет Ильтара, письмо Феррена читалось совсем по‑другому. Несмотря на весь его научный восторг и порыв… нет, оно не было фальшивым, но некая неприятная нотка в нем присутствовала. Такая тонкая и неуловимая, что принцесса не могла бы ткнуть пальцем и указать, где именно.

«А как же научный подход? – смутилась принцесса. – Как определить, что именно я сейчас чувствую? Ну ладно с Ильтаром, там – другое. Любовь по природе своей ненаучна и не поддается определению, но здесь‑то что? Как рассчитать то, что я чувствую? В каких формулах выразить?»

Она покосилась на оставленную книгу профессора Шарная. Ей показалось, что он строго взирает на нее со страниц, укоризненно качая головой.

«Что за несобранность? Что за дилетантские методы решения вопросов?» – словно бы говорил его взгляд.

«Девочка… настоящий умный и влюбленный юноша в самом начале всегда выглядит как болван. Берегись того, кто говорит цветисто и держится уверенно. Как правило, он и не умен, и не влюблен!» – вновь почему‑то вспомнились ей слова матери.

– Что за ерунда! Я ни в одного из них влюбляться не собираюсь! – вслух сказала принцесса. – Ильтар, даже если и в самом деле влюбился, наверняка считает, что с легкостью заменит мне астрономию с математикой. Мне такой муж и даром не нужен!