Иродиада Галилейская

– Тогда пусть будут. Вот удивятся гости на пиру…

Послышался мерный топот ног и звон металла. Мимо открытого дверного проема по кухни промаршировали десять стражники, в иной, чем в войсках Антипы, одеже. На отдельных носилках, под прозрачной тканью, сверкал деревянный позолоченный трон.

Тетрарх выглянул из проёма кухни во внутренний двор. Исаак покатился за ним, преувеличенно внимательно слушая Антипу.

– Приехал брат. Конечно, свой трон он не забыл. Таскает за собой, боясь, что кто-то усомнится в его возможности судить свой собственный народ. Когда кидаются за помощью к нему, он может трон на улице поставить, призвать священника и суд судить.

Отвлёкшись от ритмических взмахов опахала, Раб выглянул на улицу. Там было интереснее и можно спокойно дышать. Заметив простаивание раба, Исаак прихватил со стола баранью ногу и с размаху треснул его по плечу. Раб отскочил в сторону, судорожно замахав опахалом.

В кухню неспешно вошел пожилой Менахейм. По нему можно было проверять правильность одеяний правоверного еврея. И верхняя одежда, и платок, и пояс, обувь и даже посох – всё по канонам.

– Тетрарх Антипа! К вам прибыл брат Филиппа. Отправил он в казармы свою охрану и сам спешит сюда.

Высказавшись, советник развернулся и ушел, не объясняя куда стуча посохом. Никто не удивился, все привыкли к поразительному доверию, который Антипа оказывал своему воспитателю, а теперь советнику.

Медленной походкой Антипа возвратился к горячей плите. Исаак опередил его, успев ткнуть кулаком в бок полуголого помощника, задумчиво разглядывающего варево в котле.

Вытянув руку с длинным древком опахала, раб старался и господина охладить, и остаться на улице.

Неожиданно, со стороны внутренних покоев в кухню стремительно вошел высокий Филиппа. Одет он в летние одежды иудеев, только меч и пояс из Рима. За ним сунулась свита: начальник стражи – короткий и широкоплечий Бэхор, солидный Первосвященник Савел и двое помощников, но, ощутив жар печей, остались в дверях.

Раб, увидев, Филиппа и его военачальника Бэхора, в два прыжка оказался рядом с Антипой и замахал опахалом с утроенной силой.

Лицо Филиппа при виде брата изменилось с серьёзного на «благостное». Раскинув руки, он пошел к Антипе.

– Не сомневался, что здесь, на кухне, найду тебя.

Антипа пошел навстречу, тоже готовый к объятьям.

– И как же ты проводишь время, брат? Считаешь прибыль, служишь Богу и покупаешь наложниц новых?

Братья осторожно обнялись, посмотрели в глаза друг другу, Антипа был на полголовы ниже брата. Филиппа отстранился первым.

– С полезным перерывом на войну. Кочевники откусывают урожаи. Ещё поездки по стране. Всё время я в заботах, суд сужу. Отбил уж руки, воспитывая в людях справедливость.

Чуть отступив назад, Филиппа оценил простоту одеяния брата, но сморщился из-за римского стиля одежды.

– Я помню, ты начал в год ходить. И так уверенно пошлепал по каменным полам дворца. А мачеха моя, твоя родная мама, шла за тобой. На попу шлепнулся ты только у печи. И каждый день затем на кухню шел, тебе там было интересно.

Не желая вспоминать не самое счастливое детство, Антипа оглянулся на свиту брата и тихо ответил:

– Нет, печку я не помню. Маму помню. Филиппа, ты пробовал паштет из печени из голубиной?

Услышав слова тетрарха, Исаак тут же зачерпнул паштета из глиняной посуды и протянул плоскую ложку Филиппе, но тот отвернулся.

– Оставь, не приставай. Антипа ведь я приехал на день раньше с тобой ругаться.

По привычке, выработанной с детства Антипа, опасаясь резких действий старшего брата, зашел за широкий разделочный стол.

– Я не хочу.

Филиппа нечаянно смахнул локтем корзину со спелыми фигами, и они сладкими горками расплющились на полу.

– Я тоже. Но как ты мог пойти на сделку с Римом и для себя лишь одного о привилегиях заговорить?