Ироническая Хроника

Заметим, что само слово "просвещение" (т. е., буквально, озарение светом), заимствованное нами из европейских языков, ассоциировалось у нас всегда именно с западной культурой (сам Петр говорил о своей вестернизаторской перекройке "мы от тьмы к свету вышли"). Сторонники европеизации, проведенной Петром Великим, отзывались о нем примерно так, как это сделал молодой Карамзин в "Письмах русского путешественника": Петр, "как лучезарный бог света, явился на горизонте человечества, и осветил глубокую тьму вокруг себя". В XIX веке такие идиллические настроения - уже большая редкость; в среде образованных русских нарастает и некоторое разочарование в западной культуре, особенно после того, как они встретились с этой культурой лицом к лицу в Москве 1812 года. С этого времени у патриотически настроенных русских временами вырываются и очень странные на первый взгляд инвективы против просвещения. Как писал Пушкин в одном своем донельзя укоризненном стихотворении (по некоторым предположениям, обращенном к западнику Вяземскому):

Ты просвещением свой разум осветил,

Ты правды чистый лик увидел,

И нежно чуждые народы возлюбил,

И мудро свой возненавидел.

Для Лермонтова такие выражения, как "язва просвещенья" - вещь уже самая привычная и обыденная. Иногда у него прямо обличаются те, кто "ядом просвещенья / в Европе душной заражен". Впрочем, когда петербургский период русской истории миновал, и нас перестали закармливать до отвала плодами европейской культуры, это время стало восприниматься уже с большой симпатией. Особенно громко звучат такие ностальгические чувства у тех поэтов, которые, как Анна Ахматова, ясно осознавали если не принадлежность, то, по крайней мере, преемственность по отношению к уже отошедшему в прошлое петербургскому периоду, ставшему золотым веком нашей культуры. Запад, не поддавшийся гибельному влиянию коммунизма, при таком подходе стал чуть ли не продолжателем, или хотя бы хранителем старой русской культуры. Тут-то старая метафора опять зазвучала в полный голос:

Еще на западе земное солнце светит

И кровли городов в его лучах блестят.

А здесь уж белая дома крестами метит

И кличет воронов, и вороны летят.

9 Июня 2001 года Вести из Непала

Ровно четыреста лет назад, в 1601 году, был написан и поставлен на сцене "Гамлет" Шекспира, ставший самой знаменитой пьесой популярного драматурга. С тех пор на сценических площадках всего мира эта кровавая драма разыгрывалась неоднократно. Самым жизненным и одновременно эффектным, однако, стало представление на эту тему, поставленное на прошлой неделе в Непале.

Шекспировский "Гамлет", как мы помним, начинается с того, что главный герой, наследный принц датский, терзается и не находит себе места после смерти своего отца, короля Дании. Ему досаждает главным образом то, что его овдовевшая мать вскоре после этого трагического события выходит замуж за дядю, оказавшегося на престоле. В таком взбудораженном состоянии Гамлет видит призрак своего отца, который сообщает ему о том, что он был убит своим братом самым злодейским образом, и призывает отомстить за себя. На этом первый акт заканчивается. На протяжении остальных четырех актов принц Гамлет мучительно колеблется, не зная, что ему предпринять, и попутно ухаживает за Офелией, произносит великолепные монологи, отпускает дурацкие шутки и дразнит своего августейшего дядю всеми доступными способами (скажем, тот обращается к племяннику: "my cousin Hamlet, and my son", т. е. "Гамлет, мой родственник и сын", и получает в ответ: "a little more than kin, and less than kind". Комментаторы Шекспира до сих пор становятся в тупик перед этой фразой, замечая, что "смысл ее довольно темен". Слово "kin" означает "родственник", "kind" по-английски - "ласковый", "любезный", или, в другом значении, "сорт", "разновидность". Таким образом, Гамлет говорит о себе, что он "более, чем родственник, но менее, чем разновидность", что, конечно, полная бессмыслица. Не претендуя на новое слово в шескспироведении, могу предложить гораздо более простое и ясное толкование этой фразы. "Kind" - это не английское, а немецкое слово ("das Kind"), и означает оно "ребенок". Гамлет, таким образом, не выходя из своей роли трудного подростка, строптиво отвечает королю, что он "больше, чем родственник, но меньше, чем сын". Игра слов здесь строится на созвучии "kin" и "kind" (правильнее "Kind") и весьма характерна для Шекспира, большого любителя разноязычных каламбуров. Остается выяснить, знал ли Гамлет немецкий язык, но это как раз проще всего - он же учился в Виттенбергском университете).