Липы, черемухи, акации, жасмины, сирени, левкои, резеда, розы — все благоуханнейшее соединилось в один сладкий свежий аромат и обильной упоительной волной било в открытое окно. Зелень сияла, вся в драгоценных каменьях дождевых капель. О, как же мне было хорошо!
Инспектор как-то скособочился в кресле.
— Пане Шумский! — крикнул он. — Если вы сию же минуту не перестанете шутки шутить, то будете отвечать за оскорбление должностного лица! Я вас в последний раз спрашиваю: будете платить?
Я спокойно, с непередаваемой улыбкой вынул из ящика 776 злотых и 48 грошей, положил их на стол и сказал:
— Буду. Вот деньги.
Огромная радужная арка скрепила зенит неба и центр земли (sic!).
Инспектор сжал голову руками и сквозь стиснутые зубы прошипел:
— Бесссовессстно! Бесссовессстно!
Признаюсь, мурашки забегали у меня по спине от этого зрелища.
— Что случилось? — испуганно спросил я. — Почему вы так дрожите, пане инспектор?
За окном было уже тихо и спокойно, свежо и проветрено. Зато в комнате разразилась гроза.
— Почему?! — рычал инспектор. — Почему?! Да как же вы смеете? Кто вас уполномочил? Вы думаете, пане Шумский, что столь безнаказанно можно издеваться над бедным изработавшимся налоговым инспектором?
— Кто издевается, дорогой мой? За что такое обвинение?
— Как то есть за что? — выл он. — Как за что? Я приходу. Вы меня встречаете весело, с улыбкой, с дьявольской вежливостью! Вы предлагаете мне кресло! Вы угощаете меня освежающим напитком, которого я так жаждал, вы говорите со мной о каких-то стихах — хорошо, я все стерпел, я думал, что вы мне зубы заговариваете. Но затем — вы платите! Наличными! Не пытаясь добиться отсрочки или рассрочки! Хотя бы на неделю! Или две! Он платит, бессовестный! Платит, преступник! На стол деньги выкладывает! Двадцать три года работаю я инспектором, и никто еще со мной так жестоко не обходился! Ты — Шумский? Скотина ты, вот кто! На колени! Умоляй, проси, пресмыкайся! Немедленно предложи, что сейчас заплатишь только сто злотых, а остальные станешь вносить помесячно!
Я взывал, ползая на коленях:
— Нет. Все — сегодня! До гроша! Сигарку не желаете, пане инспектор?
И тут — не с апокалипсического ли свода — обрушился страшный гром? Нет! Это был крик инспектора, который пал, пораженный Перуном Чуда.
В ту же секунду раскрылись за его плечами белые, ангельские крылья, он вылетел в окно и вознесся, бедный и замученный, на высоты твои, о Предвечный!
Дай же ему место одесную престола Твоего.
Я же, прослеживая лет его в лазури, попиваю арак уже без воды, и полной грудью впиваю озон преображенного грозой мира.