Ироническая трилогия

– Он вызывает нужных людей. С другими он и во сне не общается. Народишко – один к одному! Ими ничего не потеряно, кроме чести, но честь им – до фонаря. С живым они совладать не могли, теперь отыгрываются на мертвом. Больше всего они боятся, чтоб их не начали сравнивать с Грандом. Поэтому и встали стеной. Интеллигентская лимита! – вдова стукнула кулаком по столешнице, и браслеты на ее смуглых запястьях угрожающе зазвенели. – Стоило бы их всех замочить. Но – не в сортире. Это для них слишком благородное место. Тоже и дамочки хороши. Все как одна берут реванш. И те, которых Гранд удостаивал, и те, которых не удостоил. Впрочем, таковых не осталось. Послушать их – так он всех лелеял.

– Смерть неразрывна с мифологией, – примирительно произнес Гвидон.

– Мне эти курицы по барабану, – вдова саркастически усмехнулась. – У каждой из них своя заноза. Но Долгошеины и Полуактовы увидят, что они просчитались. А также – вся прочая шпана. Я поклялась, что выпущу книгу, и книга выйдет, будьте уверены. Я клятву сдержу, хотя и не знаю, как далеко придется зайти. К несчастью, еще одна преграда может действительно стать решающей. И Евдокия Вениаминовна сказала, что на земле вы один способны помочь мне в моем положении.

– Тетка на сей раз необъективна, – скромно проговорил Гвидон, – ведь я ей не чужой человек.

– Она – твоя родственница?

«Это мило, – подумал Гвидон, – говорит мне „ты“. И непонятно, как реагировать».

Он подавил в себе искушение ответить ей тем же. Есть закон: когда беседуешь с работодателем, любое панибратство запретно.

– Она была близкой подругой матери. В детстве я звал ее «тетя Дуся».

– А в юности? – спросила вдова.

«Дает мне понять, что я – мальчишка», – с горечью подумал Гвидон.

– Это зависит от ситуации. Когда уж очень тянет пожаловаться, я называю ее «Евдокиюшка». Когда она рискованно шутит, я ей говорю: «Эдокси».

– Очень куртуазно.

– Ей нравится.

Оба синхронно себе представили Евдокию Вениаминовну и так же синхронно улыбнулись. И «Евдокиюшка», и «Эдокси» не слишком вязались с ее величественным и даже монументальным обликом. Но царственный покой был обманчив – с неукоснительной центростремительностью в ее руках сходились все нити. Все токи, пульсируя и содрогаясь, естественно сквозь нее проходили, однако не только ничем не вредя, но заряжая витальной силой. На сжатых губах мерцала улыбка, полная дьявольского всеведенья.

– Я объяснила ей ситуацию – мне необходим человек, способный понять варварский почерк. Муж мой объявил вне закона не только всякие ноутбуки, но даже пишущие машинки. Он утверждал, что Шпенглер прав: цивилизация – враг культуры. И не уставал повторять, что между вербализованной мыслью и пальцами недопустимы посредники. Тем более пальцы связаны с мозгом и поджигают его, как спички. Не сомневаюсь, что так и есть, но я-то в беспомощном положении. Я спросила у вашей покровительницы, не знает ли она чудодея, который справится с этим делом…

– И она пробасила: «Мне ли не знать?» – продолжил Гвидон.

Вдова рассмеялась. «Мне ли не знать?» – эти слова были опознавательным знаком, даже паролем славной дамы.

Впрочем, эта веселая пауза была недолгой. Вдова нахмурилась и, вновь оглядев его, произнесла:

– И вот предо мною – Гвидон Коваленко.

– Именно так, – подтвердил Гвидон.

Вдова одобрительно сказала:

– Имя известное. Правда, и редкое.

– Мне приходилось не раз возвращаться к происхождению этого имени, – Гвидон с пониманием улыбнулся. – Разумеется, надежней всего – патриотическая версия. Этакий поясной поклон в сторону Пушкина и фольклора. Но есть и космополитический след. Увековечение памяти мессера Гвидо де Кавальканти. Муж достойный. Отменного образования, поведения и нравственных качеств.

– Как я понимаю, ты получил прочное женское воспитание?

– Именно так обстояло дело, – с готовностью подтвердил Гвидон. – Старший Коваленко исчез, когда я еще не ходил в детский сад. Мной верховодили мать и бабушка, потом – Евдокия Вениаминовна.

– Кстати, она тобой недовольна, – строго произнесла вдова. – Говорит, что у тебя странный заработок. Что ты произносишь надгробные речи.

– Это правда. Жизнь не удалась. Можно сказать, что я живу на содержании у смерти. Но заработок совсем неплохой.

– Евдокия Вениаминовна считает, что ты способен на большее.

– И мать, и бабушка так считали. Женское окружение давит. Ты постоянно в долгу перед всеми. То же самое было на факультете.

– Бедняжка, – усмехнулась вдова.

– Спасибо. Это уже позади. Сколько ни силюсь, понять не могу, что дурного в моей работе? Всегда чувства добрые пробуждал.

Вдова недоверчиво спросила:

– А в почерках ты и впрямь разбираешься?

– Да. Смело давайте ваш палимпсест.

– Но я, как ты, должно быть, догадываешься, не так богата, как эти покойники. И благодарные наследники.

– В данном случае это неважно, – с достоинством пояснил Гвидон. – Расшифровывать почерки – моя слабость. А когда потакаешь своим слабостям, надо быть готовым на протори.