Все это, конечно, не с потолка падает. Тут поработать надо, поискать, попромывать золотоносный песок. Правда, и у Маяковского бывает, что не совпадает послеударная согласная: «ночам — начал», да как-то оно у него и тут, словно вопреки здравому смыслу, звучит. Какой-нибудь незадачливый поэт и в своих стихах подпустит что-нибудь этакое, но у него не звучит почему-то, словно на зло (у людей, как говорится, и долото бреет, а у нас и бритва не берет). Конечно, и тут можно доискаться, почему в одном случае звучит, а в другом не звучит, но это уже, как говорится, предмет специального исследования.
В следующий раз прихожу в театр: уже нет не только занавеса, но и декораций никаких нет. Сцена еще, правда, есть, и актеры кое-какие имеются, но их непрерывно вертят на вращающемся кругу или заставляют ходить по наклонной плоскости. В результате на лицах актеров, вместо игры, вместо вживания в образ, — озабоченность, как бы не потерять равновесия во время вращения, как бы не поскользнуться на покатом полу. Один из актеров в конце концов все же поскользнулся и шлепнулся носом. Было смешно, хотя в этот день была не комедия, а так называемое «ни то ни се», то есть не драма, не трагедия, а просто пьеса в двух актах.
Когда я пошел в театр в следующий раз, то уже не только занавеса и декораций, но и самой сцены не было. То есть сцена была, или, вернее, было место, где сцена была, но актеров на ней не было, а были стулья для зрителей. Пришлось самому на сцене сидеть. Было и непривычно, и неуютно, и как-то неловко. И не смешно.
С тех пор в театр меня уже как-то не тянет. Сижу дома. О новых новациях узнаю только от знакомых по телефону и вообще питаюсь всякими слухами. Говорят, теперь уже и актеров в театре скоро не будет. Или актеры еще пока будут, но играть не будут. Говорят, некоторые театральные режиссеры будто бы уже свели количество актеров в некоторых пьесах до минимума, то есть до двух человек. Некоторые, хотя и оставили прежний состав актеров, но заставляют их не играть, не произносить слова с соответствующими интонациями, стараясь передать обуревающие их чувства, а бесстрастно цедить текст сквозь зубы, с неподвижным, словно маска, лицом (современный стиль), чтобы не отвлекать зрителя от режиссерской трактовки пьесы какими-то там переживаниями и психологизмом.
Впрочем, думаю, что это пока еще не везде и не надолго, а может быть, и неправда.
Стр. 184.