Когда мы говорили о том, что комическими недостатками можно считать лишь известную долю трусости или лишь известную долю глупости и т. д., то тоже под комическим понимали собственно юмористическое. Действительно, к юмористическим недостаткам мы можем отнести только такую трусость, которая не вызовет слишком большого осуждения с нашей стороны и, следовательно, не заставит нас изменить хорошего, в общем, отношения к осмеиваемому человеку. В то же время к сатирическим недостаткам мы можем отнести трусость в любой своей крайней форме, даже трусость патологическую, болезненную, от которой, как мы видели, человек может потерять не только всякое соображение, но даже сознание. Такого рода трусость, замеченная нами в человеке, к которому мы относимся хорошо, может вызвать в нас либо жалость, сострадание, либо возмущение, негодование и, конечно, не будет восприниматься как юмористический недостаток. Такая же трусость, замеченная нами в человеке заведомо скверном, злонаправленном, не вызовет у нас жалости или сострадания, поскольку жалеть этого человека мы совсем не настроены, не вызовет также и негодования, возмущения, так как, являясь всё же не силой, а слабостью для осмеиваемого, такая трусость как бы ослабляет то зло, которое исходит от скверного, злонаправленного человека, и такое обстоятельство надо скорее приветствовать, нежели протестовать против него. То же самое можно сказать и о глупости, скупости, физической неловкости и других, так называемых комических, недостатках, которые в зависимости от своей степени могут быть причислены либо к сатирическим, либо к юмористическим.
Подлинный сатирический смех – это, однако, не тот смех радости по поводу злосчастья врагов, о котором говорил Платон. Сатирический смех мы определили как смех по адресу людей, которых мы считаем плохими (то есть плохими членами общества). Но можем ли мы таких людей окрестить огульно врагами? Мы уже говорили, что судим о человеке в первую очередь по его отношению к другим людям. Человек, идущий вразрез с интересами общества, – это не только вор, грабитель, бандит, но и плут, спекулянт, тунеядец, лодырь, бюрократ, перестраховщик, конъюнктурщик, очковтиратель и пр. Подобного рода людей мы считаем безусловно плохими, часто достойными не только простого сатирического осмеяния, но и строжайшего наказания, однако не теряем всё же надежды на то, что со временем они могут перевоспитаться, исправиться и стать нормальными членами общества.
Заслуживающими названия врагов в полном смысле этого слова мы считаем лишь закоренелых, ничем не исправимых, опасных для общества преступников, убийц, воинствующих маньяков, призывающих к уничтожению ни в чём не повинных людей и т. п. Нам нетрудно представить себе такого врага человечества, а вернее сказать, зверя в человеческом образе, любое злосчастье которого может доставить нам чистую человеческую радость, не обусловленную наличием чего-либо комического (юмористического или сатирического) в его поведении.
Однако когда мы смеёмся над людьми просто плохими, не заслуживающими названия врагов в полном смысле этого слова, мы не забываем, что имеем дело с людьми, перед которыми ещё не закрыта дорога к исправлению и к которым мы ещё питаем какую-то долю сочувствия как к не совсем потерянным для общества. В таких случаях наш смех – это не результат радости по поводу несчастья этих людей. Он порождается осуждением тех их поступков или недостатков, которые мы способны осуждать со смехом, то есть не теряя необходимого в данном случае добродушия.
Природа этих, сатирических, недостатков та же, что и юмористических. Это недостатки, в основном направленные не во вред другим людям, а вредные в первую очередь для самих осмеиваемых. Мы никогда не станем смеяться, узнав, что кто-нибудь преднамеренно сделал зло своему ближнему, даже в том случае, если это зло – какая-нибудь совсем маленькая, незначительная пакость. Сатирические недостатки отличаются от юмористических лишь своей силой, то есть тем, что могут нанести более сильный вред осмеиваемым, привести к более плачевным для них последствиям.
Хотя сами юмористические и сатирические недостатки как бы сродни друг другу, чувство сатиры существенно отличается от чувства юмора, поскольку то и другое внушаются нам не одними только недостатками, но и нашим общим отношением к осмеиваемым личностям, которое, как мы уже видели, бывает в этих случаях противоположным.